Однако Муктадир был вынужден пойти на некоторые уступки. Кое у кого из придворных поместья наметили для конфискации, а имущество обложили налогом, потребовав заплатить все пошлины, которые они задолжали казне. Халиф согласился отставить тех, кого можно было удалить из дворца законным путем. Он добавил, что сам возьмет на себя административные дела и разберется с рядом вопросов, которые поднял Мунис. Короче, он пообещал ряд косметических перемен, но без реальных действий.
Не удивительно, что Мунис был разочарован ответом. Он явился во дворец в отсутствие наиболее влиятельных сторонников халифа; Мухтадир, его мать, сестра и любимые рабыни были взяты под стражу{412}.
Потом на короткое время Муктадиру удалось восстановить свою власть, но его слабость к женщинам осталась все такой же очевидной. Когда он в конце концов был убит, и лидеры переворота встретились для того, чтобы обсудить, кто же станет халифом, Мунис предложил возвести на трон юного сына покойного халифа. Однако он встретил сильные возражения: «После всех трудностей, которые мы только что перенесли, чтобы избавиться от одного правителя с его матерью, тетей и евнухами, нам не нужен другой такой же», — докатывали противники, и предложение Муниса было отвергнуто{413}.
Некоторые современники и более поздние историки считали расточительство хурама и его вмешательство в политические дела причиной тех бедствий, которые в конце концов разрушили халифат в начале десятого века. Они были готовы согласиться с громкими жалобами халифа Хади на вмешательство своей матери Хайзуран в политические дела. Это в какой-то мере так — мы видели, что гарем действительно поглощал значительную часть годового дохода государства, а царица-мать, ее родственники и друзья оказывались очень богаты. Также нет сомнения, что эти люди использовали свою привилегию доступа к халифу как способ укрепить свои позиции и материальное благосостояние.
Но проблемы халифата уходят корнями гораздо глубже. Те же военные оказывались и дороже, и опаснее для правительства и общества, нежели женщины и придворные слуги. К тому же в период Муктадира гарем вносил в придворную политику и некий положительный вклад. Мы видели, что женская половина дворца предлагала свое помещение под место содержания придворных чиновников, которые теряли расположение халифа. Вмешательство Хозяйки в политику часто имело целью спасти опытных специалистов, по тем или иным причинам потерявших расположение монарха; она скорее играла роль примирителя, нежели мстительной ведьмы.
Более того, собственность царицы-матери во времена кризисов становилась для халифов неким родом финансовых резервов. В обществе, где правительственные займы у банков или частных лиц были невозможны, богатство гарема оказывалось ценным буфером в периоды финансовых неурядиц. Вдобавок гарем тратил деньги на ткани и другие предметы роскоши, покупка которых должна была стимулировать местную экономику. Среди многих других ремесленников весьма пострадали ткачи Тустара и ковроделы Армении, когда гарем перестал быть их основным клиентом.
Падение Хозяйки в 932 году означало конец гарема Аббасидов в том виде, в каком он сложился с аскетичных дней Мансура примерно за два века до того. Певиц раскидало по миру, их судьбы нам более не известны; прекрасные ткани были распроданы или погибли, многие древние легенды безвозвратно исчезли. Но память о гареме Аббасидов оказалась сохранена такими историками, как Табари и Мискавайх; она отложилась в литературных памятниках, подобных «Книге Песен». Гарем Аббасидов стал моделью для последующих гаремов исламских владык, и лишь к двадцатому веку, с окончательным падением султанского гарема в Стамбуле, традиция, возникшая в Багдаде и Самарре, пришла наконец к своему концу.
Глава VIII
ОТ МАМУНА ДО МУТАВВАКИЛЯ
Когда выдающийся филолог и литературный критик Салаб (умер в 904 году) оглядывался на ранние годы своей жизни, то всегда вспоминал особый момент, застрявший в его памяти.
В Багдаде август, летнее солнце уже высоко стоит в небе.
Я увидел халифа Мамуна, он возвращался из Хорасана. Он только что проследовал через Железные ворота и двигался в Русафу. Люди выстроились в две шеренги [чтобы поглазеть, как проследует халиф со свитой]: отец поднял меня на руки и сказал: «Это Мамун, год [двести] четвертый [то есть 819-й нашей эры]». Я запомнил эти слова навсегда, мне было в то время четыре года{414}.
Отец Салаба хорошо осознал это мгновение как момент необычайной важности — без сомнения, он надеялся, что прибытие халифа в город, основанный его прапрадедом, знаменует собой начало новой эры. Вероятно, Мамун решил оставить Мере и переселиться на запад в начале 818 года, но его продвижение проходило медленно и не без несчастий. К середине февраля кортеж халифа достиг Сарахса. Пока он находился там, группа людей напала в бане на визиря халифа, Фадла ибн Сахла, и убила его.
Именно Фадл настаивал на задержке Мамуна в Мерве, и едва ли приходится сомневаться, что его смерть оказалась очень удобна халифу. Убийцы были вскоре пойманы и оказались людьми из собственной свиты халифа. Они заявили, что действовали по приказу — но это не спасло их: халиф приказал отрубить всем головы{415}.
В начале сентября халиф достиг города Тус, где умер и был похоронен его отец. Здесь он посетил гробницу отца, здесь же произошел еще один несчастный случай с одним из видных представителей с ни ты халифа. Его наследник, Али ар-Рида, погиб при странных обстоятельствах. Было сообщено, что он съел слишком много винограда и умер от колик в животе, но многие считали, что он был отравлен, чтобы расчистить дорогу Мамуну, примирив его с семьей Аббасидов и людьми в Багдаде{416}. Его похоронили возле Гаруна.
Хоть Али и умер, память о нем осталась. У шиитов могила этого нового мученика стала центром паломничества. Под персидской формой своего имени, Али Реза, он стал почти святым покровителем Ирана. Память о Тусе ныне почти забыта, центр здешнего поселения передвинулся на повое место, ныне известное как Мешхед («место мученичества»). Гробница Али увеличилась и стала богаче. В пятнадцатом веке царица Гавхар Шад из рода Тимуридов построила здесь мечеть, которая все еще является одним из самых великих памятников исламской архитектуры в Иране. Сегодня Мешхед стоит в одном ряду с Кумом как один из двух шиитских святых городов в Иране. В то же время гробница Гаруна, не ценимая и нелюбимая, стала лишь объектом осмеяния и оскорблений.
Должно быть, халиф провел зиму в Хорасане, потому что в июне 819 года мы находим его в Рее. Отсюда он отправился по великой хорасанской дороге через перевалы гор Загрос, проводя по одному-два дня на каждой перевалочной станции. Когда он достиг Нахравана на берегу великого канала, который орошал обширные земли к востоку от Тигра, его встретил Тахир, члены его семьи и первые лица Багдада. Отсюда Мамун планировал свой триумфальный вход в город.
В итоге Мамуна приняли как халифа, но для этого ему пришлось пойти на компромиссы. Самым очевидным был вопрос одежды. Аббасиды с самого начала приняли черный цвет, и черное придворное одеяние являлось обязательным для официальных придворных приемов. Однако в Мерве Мамун и его двор стали носить зеленое — а к этому времени, если не раньше, данный цвет стал знаком сторонников Алидов. Даже после того, как халиф прибыл в Багдад, к нему не допускали никого, если тот не был одет в зеленое, и его сторонники обрушивались на всякого, кто носил черное. Однако эта мера оставалась крайне непопулярной, и сопротивление народа проявлялось совершенно открыто. «Повелитель правоверных, — говорили халифу, — ты отвергаешь одежду своих предков, членов твоей семьи и сторонников твоей династии!»