Халифы часто покидали Багдад и прежде: Гарун в более позднем возрасте провел много лет в Ракке, которая стала чем-то вроде его второй столицы. Но, несмотря на интенсивное появление дворцов вне городских стен, сама Ракка никогда не стала чем-то большим, чем скромный провинциальный город. Мамун, как мы знаем, последние три года своей жизни посещал Дамаск гораздо чаще, чем Багдад.
Но переезд Мутасима в Самарру носил совсем иной масштаб. С самого начала халиф решил, что город должен стать новой постоянной столицей. У него имелись веские причины для переезда. Арабские источники подчеркивают рост напряжения между вновь набранными гулямами Мутасима и местным населением Багдада — в особенности членами общества Абна, которые составляли элитный костяк старой армии Аббасидов. Гулямы постоянно находили своих товарищей убитыми прямо в жилищах. Местное население считало их грубыми варварами, которые даже не умеют говорить по-арабски, лишь носятся верхом по улицам, сбивая мужчин и женщин, топча копытами детей. В ответ багдадцы стаскивали гвардейцев халифа с лошадей и били, иногда даже убивали. Как часто упоминается в старинных хрониках, в конце концов единственное высказывание, дошедшее до халифа, заставило его принять тяжелое решение{451}.
Шел один из величайших мусульманских праздников года — то ли праздник жертвоприношения, то ли конец поста, и Мутасим возвращался с многолюдной молитвы на площади (Мусалла), когда у него на пути встал старик. «О, Абу Исхак», — начал древний старик, но прежде, чем он успел продолжить, стража навалилась на него: он не только загородил путь, но и обратился к халифу по его семенному куниа, а не торжественным титулованием «повелитель правоверных». Но халиф жестом приказал страже отойти и спросил старика, чего он хочет. Ответ был прямым и честным: «Мой Аллах не наградит тебя за пребывание тут, среди нас! Ты живешь с нами, а привел этих варваров и поселил их, чтобы и они жили с нами. Из-за них наши дети остаются сиротами, ты делаешь наших женщин вдовами, когда убиваешь наших мужчин!» Мутасим выслушал эту речь и вернулся во дворец. Далее о судьбе старика не говорится ничего, если даже он существовал вообще — но смысл этой истории в том, что откровенность не причинила ему вреда. На следующий год халиф решил переселиться в Самарру.
Жители Багдада всегда сопротивлялись засилью тюрков. Расселение грубых и довольно-таки распущенных солдат среди культурного и привыкшего к комфорту городского населения часто приводило к конфликтам. Тот факт, что многие из них не говорили по-арабски и совсем недавно обратились в ислам, если вообще обратились, делало отношения еще более конфликтными. Для многих багдадцев существовал дополнительный повод к недовольству — все эти люди занимали их место в качестве отборных войск халифата. Теперь тюрки получали высокие оклады и положение при дворе, а багдадцев отправляли на пенсию, в гражданскую жизнь, в лучшем случае переводили в ополчение. Едва ли приходится удивляться, что сопротивление тюркам пышно расцветало и постоянно росло, а дикие инциденты становились все более обычным явлением.
Имелись и другие практические причины, почему повое место было привлекательным. Багдад к этому времени стал весьма развитым городом, в нем было нелегко и недешево найти места, чтобы расселять новых солдат. По контрасту со столицей Самарра оставалась открытым пространством, хотя данное определение может создать представление о неосвоенности этого места, чего на самом деле не было. Но с прибытием халифа город еще более увеличился и постепенно растянулся на 15 километров вдоль восточного берега Тигра. Здесь имелись широкие и прямые главные улицы, а также ряд столь же прямых боковых улиц.
Изначально план этих улиц раздали военачальникам и чиновникам для проработки. Были возведены огромные мечети и громадные дворцы с арочными перекрытиями, комнатами, садами и парками. Были заложены ипподромы, а у реки — порт. Хотя первоначально город строился на восточном берегу, на западном вскоре тоже выросли пригороды с парками, дворцами и павильонами.
В отличие от Багдада, который всегда оставался заселенным с тех пор, как Мансур основал его в 762 году, большая часть Самарры опустела, когда в 892 году двор вернулся в Багдад. Здесь всегда имелись проблемы со снабжением питьевой водой. Несмотря на крупные финансовые вложения, вокруг Самарры так никогда и не была создана сеть рек и каналов, какие имелись в Багдаде и его окрестностях — и когда правительственные дотации иссякли, многие участки вернулись в свое обычное засушливое состояние. В результате большую часть первичного плана города и его построек все еще возможно различить. На уровне земли остатки строений в основном не производят впечатления. Кроме нескольких сооружений из обожженного кирпича, таких, как внешние стены Великой мечети и примыкающий к ней спиральный минарет, стены города представляют собой чуть больше, нежели просто бесформенные холмики глины, медленно распыляемые ветром по Месопотамской равнине. Однако с воздуха, особенно в косом солнечном свете раннего утра или вечера, выявляется весь план города, который можно с большой точностью воспроизвести на карте{452}.
То, что мы видим здесь, совсем не похоже на исламский город обычного типа. Самарра не была городом узких, продуваемых ветром улиц и кривых тупичков — это широко распахнутые прямые улицы с регулярной ортогональной планировкой. Эта планировка красноречиво говорит о власти и авторитете халифа, который строил этот город.
В Самарре был создан новый двор, и новая армия вкупе с чиновничеством перебрались сюда. Мутасим стал полным хозяином в своей новой столице, окруженной войсками, которые были всем ему обязаны. Багдад с его непокорными жителями и энергичной торговой жизнью оказался в стороне. Халиф так и не понял, что эта изоляция войск сделает Самарру тюрьмой и в конце концов мертвой ловушкой для его сторонников.
Этот новый режим должен был доказать свою состоятельность более широкой мусульманской общине, видевшей перед собой халифа, чьи притязания на трон были как минимум шаткими, и армию, которую составляли в основном выходцы из немусульман, не имевшие исламских корней. Халиф обязался содержать новую армию для единственной цели, на которую были согласны все мусульмане — войны против неверных. Только таким образом он мог доказать свое моральное право на лидерство среди мусульман и право своей армии кормиться с налогов, которые платило население.
Существовало три основных военных театра. Два из них находились внутри границ халифата Аббасидов. В Азербайджане человек неясного происхождения по имени Бабек возглавил восстание горцев этого региона, пытаясь препятствовать растущему давлению мусульманских переселенцев с юга. В горах Эльбурс у южной оконечности Каспийского моря местный правитель Мазьяр, гордившийся своей родословной, уходящей в доисламские времена, также пытался сохранить старый образ жизни, Обоих этих людей рисуют мятежниками, выступившими против власти халифов, хотя в действительности они происходили из областей, гае правление мусульман всегда оставалось чисто номинальным.
Мутасим отправил армии против обоих. Мы особенно хорошо знаем о войне против Бабека, где Афшин мастерски провел регулярную кампанию{453}. Столица Бабека в горах была взята, его самого захватили в плен и привезли в Самарру. Тут он стал центром триумфального празднества — почти в стиле древних римлян.
3 января 838 года Афшин прибыл в Самарру с плененным Бабском. Чтобы оформить это событие наилучшим образом, пленника подняли на слона — кажется, при дворе в это время имелся один слои, подарок индийского принца. Как слон совершил трудный переход в Ирак, мы себе не представляем, но сейчас он был в богато украшенной попоне, а пленного одели в короткий атласный плащ и круглую шапку из собольего меха. Слона провели через двойной ряд войск, выстроившихся вдоль главной улицы, мимо глазеющего любопытного народа к залу аудиенций дворца, где пленного ждал халиф.
По странной прихоти халиф решил, что казнь должен исполнить личный палач Бабека по имени Нуднуд. Ранее его тоже привезли в столицу в качестве пленного. Раздались крики: «Где Нуднуд?» — и наконец он появился, чтобы продемонстрировать свое искусство на собственном хозяине. Сначала Бабеку отрубили руки и ноги, а затем вспороли живот. Его голову отослали в Хорасан, а тело выставили на месте, которое с тех пор известно как «Виселица Бабека». Его брата тоже привезли в Багдад, чтобы казнить и выставить там же{454}. Триумфу халифа едва ли можно было дать более яркую рекламу.