Правительство выбрало веру в догму о сотворении Корана в качестве критерия лояльности. Для проверки правительственных чиновников и всех, кто хотел работать в государственных службах, была установлена инквизиционная форма, так называемая мшена, которая должна была выяснить их взгляды на данную тему. Большинство благоразумно решило принять эту реальность — но некоторые предпочли выбрать тропу активного сопротивления. Имело место несколько судебных разбирательств и даже одно «мученичество» в среде противников новой официальной идеологии, но в текущий момент сторонников мутазилизма оказалось больше.
Впрочем, культурные интересы новой элиты распространялись широко за сферу теологических вопросов. В начале периода Аббасидов поэзия ценилась очень высоко. Панегирик все еще считался апогеем литературных достижений, а самыми изысканными воспринимались выражения из хвалебной поэзии Абу Там мама. Его продуманная ода, воспевающая завоевание Амориона армиями халифа Мутасима, была уникальным произведением по числу использования трудных для понимания сравнений и метафор. Даже в то время ей требовались разъяснения, и мы можем лишь догадываться, уловил ли сам грубый солдафон Мутасим многие ее аллюзии и идеи. Тонкости и неясности этой поэмы остаются бесконечным источником вдохновения для множества комментаторов, древних и современных. Вероятно, самым потрясающим ее аспектом является способ, благодаря которому этот панегирик обдуманно был сделан не общедоступным, дабы совершенно исключить его декламирование и цитирование в общественных местах, на рынках и в домах обычных жителей Самарры и Багдада. Это было яркое выражение манер самого верха интеллектуальной культуры того периода.
Куда более ценной для нас является масса светской литературы, отражающей почти все возможные темы. Большинство этих работ, по существу, относятся к жанру адаб (что-то вроде эссе), в них излагаются истории, описываются традиции и анализируются трудные для понимания факты из области тех или иных дискуссионных вопросов. Определенное количество литературных произведений той эпохи неизбежно составляют экстравагантные и скандальные истории. Произведения некоего ибн аль-Шаха аль-Тахири, члена аристократической персидской семьи на службе у халифа, включали такие работы, как «Хвастовство расчески перед зеркалом», «Война хлеба с оливками», «Война мяса и рыбы», «Чудеса моря», «Прелюбодеяние и его радости», «Истории мальчиков-рабов», «Истории о женщинах», а также опус, названный просто «Мастурбация»{504}. Судя по этим названиям, в основном писателя интересовали пища и секс. Печально, но ни одна из его столь занимательных книг не сохранилась для потомства.
Самым знаменитым из светских авторов развлекательной прозы был Джахиз. Как и многие одаренные авторы того периода, Джахиз вышел из среды ничем не примечательных обитателей огромного южного портового города Басра. Он родился примерно в 777 году и занимался самообразованием, слушая мастеров арабской литературы, преподававших в мечетях и салонах его города. Когда Мамун перевел столицу обратно в Багдад, Джахиз, похоже, привлек его внимание как тайный сторонник Аббасидов в их притязаниях на трон и мутазилит, верящий в идеологию нового режима. На самом деле Джахиз был всего лишь политическим флюгером и наемным писакой. Вскоре, однако, он начал вырастать из этих рамок, показав себя мастером риторики и изящной, изобилующей анекдотами прозы — а высшее общество ценило такие произведения очень высоко. Выдающиеся люди режима были готовы тратить на него деньга в обмен на преданность. Когда Джахиз закончил свою книгу «Животные» — семитомный сборник притч о животных, представляющих собой аллегории на человеческое общество, — визирь ибн аль-Зейят передал ему 500 динаров от главного судьи, Ахмеда ибн Аби Дувада. После казни ибн аль-Зейята в 847 году Джахиз переместился в кружок Фаса ибн Хакана — эстета, который был самым близким другом Мутаввакиля и величайшим библиофилом своих дней. Сохранилось его письмо Джахизу, в котором он сообщает автору, что халифу нравится название книги, опровергающей христианство, над которой он работает в данный момент, и что он, Фас ибн Хакан, обеспечит писателю расположение к нему халифа. Джахиз как раз завершал свою работу, а Фас между тем добился, чтобы ему платили годовое пособие и вдобавок погасили все долги за счет казны.
После жестокого убийства Мутаввакиля и Фаса в 861 году и в связи с собственной растущей немощью Джахиз уехал доживать в родную Басру, где и умер в конце 868 года. Рассказывают, что его убила свалившаяся на него кипа собственных книг. Правдива ли история или просто является классическим анекдотом ben trovato, но это вполне подходящий конец для такого человека.
Для прозы Джахиза было типично использование парадокса, радости от столкновения противоположных точек зрения в изящной, парадоксальной форме. Он написал одно эссе о превосходстве речи перед молчанием и другое, в котором доказывал обратное. Эссе о превосходстве черных людей над белыми ставит общепринятые представления с ног на голову. Он описывал споры между любителями девушек и любителями мальчиков, в которых открытые и веселые мужчины высказывают свою точку зрения, используя традиции Пророка, цитаты из древних поэтов и любые изысканные аргументы в попытке доказать превосходство предпочитаемой каждым формы сексуального общения. Это был как раз тот сорт язвительного jeu d'esprit[34], которое вызывало гаев набожных людей, считавших, что содомия — грех, наказываемый смертью.
Парадокс стал чем-то вроде расхожего штампа среди литераторов при дворе того времени{505}. Сахл ибн Гарун, персидский чиновник, возглавляющий Дом мудрости, написал эссе с похвалой скупости и осуждением щедрости. Поэт ибн ар-Руми был известен своей реальной или притворной нелюбовью к розам, в неистовой строке сравнивая розу с анусом испражняющегося осла. В других стихах он также восхвалял зависть, злобу и одиночество. Вероятно, в чем-то похожее желание противоречий можно увидеть в практике награждения прекрасных девушек-рабынь уродливыми именами, такими, как Кабиха или Шагаб (причем обе стали матерями халифов).
Одним из наиболее удивительных и впечатляющих обычаев придворного общества было стремление перевести на арабский язык древнегреческие научные и философские тексты. Интерес к греческому интеллектуальному наследию и покровительство переводчикам стало одной из модных форм культурной активности элиты — вероятно, еще более захватывающей из-за подозрений, которые она вызывала у более ограниченных традиционалистов. Именно этому аспекту культуры двора Аббасидов было суждено оказывать глубокое влияние на культуру более широкого исламского мира и даже латинской Европы в течение долгого времени уже после конца эпохи Аббасидов.
После великих завоеваний седьмого века под правление мусульман попали многие территории с греческим населением, среди которого были видные ораторы и писатели. До самого конца седьмого века греческий язык оставался языком администрации Сирии и Египта, поэтому греческая культура была хорошо известна в халифате. Существовало также множество греческих работ, которые были переведены в византийский период на древнесирийский — письменный вариант арамейского языка, который оставался ритуальным и литературным языком восточных христиан, то есть яковитской и несторианской церквей. Многие из этих работ теперь были переведены вновь, уже с древнесирийского на арабский.
Мусульман интересовали познания древних греков, из которых можно было извлечь пользу. В первую очередь полезные сведения содержались в работах по философии, особенно по логике, а также трудах из области медицины, математики, астрономии и сельского хозяйства. Арабы не переводили поэзию, историю или драматургию. Аристотель, Гиппократ, Гален, Эвклид, Птолемей и Диоскорид — вот кто был наиболее популярен у арабской читающей публики. В то же время Геродот, Фукидид, Еврипид и Сафо остались абсолютно неизвестными ей.
Перевод греческих текстов на арабский язык начался еще во времена Омейядов, спорадическая деятельность в этом направлении велась и при ранних Аббасидах. Салам аль-Абраш, уже встречавшийся нам среди придворных Гаруна, был одним из первых, еще редких в то время примеров таких переводчиков. Его вдохновляли личный энтузиазм и пример халифа Мамуна, который обратился к переводам, что постепенно стало модным у правящего класса.