Когда солдаты вернулись в Самарру, они рассказали своим товарищам о том, как их отвергли и оскорбили. Им нужен был халиф, которого они могли бы считать своим — и как ни странно, солдаты обратились к Мутазу, который так долго возглавлял аититюркскую партию. Столь же удивительно и то, что он согласился, — бесспорно, увидев в этом свой последний шанс достичь трона. Была составлена длинная и проникновенная клятва верности, говорящая, что дается она самому Аллаху, и любой, кто ее нарушит, будет наказан не только в этой жизни, но и в следующей. Муайяд, брат Мутаза, объявлялся следующим наследником. Любой, кто нарушит клятву, должен был потерять все свое имущество, которое будет роздано бедным, а все его жены будут считаться разведенными.
Мы не знаем, насколько глубоко понимали тюрки эту высокопарную прозу — но последующие события показали, как легко они отбрасывали любые свои обещания.
Принесение клятвы Мутазу означало, что война между Самаррой и Багдадом теперь неизбежна. В Багдаде Мухаммед Тахирид действовал быстро и решительно, постаравшись надежнее блокировать Самарру. Он написал своим сторонникам в Мосуле и Джазире, чтобы те остановили поставки, идущие в город с севера. Движение по реке из Багдада было запрещено: один из кораблей, везущий рис, был задержан, и капитан сбежал, бросив судно на произвол судьбы, пока оно не затонуло{542}.
Город Багдад укрепили. За огромную сумму в 325 000 динаров были возведены стены, прикрывшие основные жилые районы на обеих сторонах реки, восточной и западной. Построили ворота с проходами, достаточно большими, чтобы укрыть сотню человек, на стенах и башнях установили катапульты. К 22 февраля работы были завершены. К северо-западу от города затопили земли вокруг Анбара, проломив стенки каналов и разрушив мосты, чтобы не дать тюркам возможности атаковать с этого направления. Этот шаг, безусловно, был осмысленным с военной точки зрения, но надолго подкосил сельское хозяйство Ирака{543}. В то же самое время Абд Аллах написал всем сборщикам налогов, приказав посылать средства в Багдад, а не в Самарру{544}.
Мухаммед также попытался уговорить командующих войсками по всему Ираку и за его пределами присоединиться к нему и его халифу Мустаину в Багдаде. Многие местные командиры с небольшими группами солдат ответили на его призыв. Как и во время первой осады Багдада, простые горожане играли в обороне важную роль — но, по контрасту с событиями времен Амина, на этот раз вооружило их само правительство. Сначала людям просто раздали пропитанные смолой маты для собственной защиты и мешки, полные камней и обломков кирпичей{545}. В апреле отношение к ополчению приобрело более организованные формы. Им выдали усаженные железными гвоздями дубины и небольшое количество луков со стрелами; однако мечи и доспехи раздавать не собирались. Имена ополченцев заносились в списки, чтобы им можно было платить, и им позволили выбрать собственных командиров{546}. В первый же день они доказали, что стоят доверия, защитив от тюрков ворота. Ополченцы оставались важным элементом обороны города вплоть до конца осады. Ненависть к тюркам, а также, без сомнения, желание снова видеть свой город столицей со всеми вытекающими отсюда возможностями, мобилизовали широкие слои населения.
Несмотря на мощную поддержку народа в Багдаде, сторонники Мутаза из Самарры взяли инициативу в свои руки и заставили багдадцев обороняться. В субботу 24 февраля 865 года экспедиционные силы из пяти тысяч тюрков и двух тысяч их союзников из североафриканских войск собрались у стен Самарры. Командовал армией Абу Ахмед, сын Мутаввакиля и брат самаррского халифа Мутаза. Нужно помнить, что Абу Ахмед находился с отцом в вечер убийства, но очень удачно отошел в туалет на время самой трагедии. Он оставался в близких отношениях с несколькими тюрками, которые убили его отца, особенно с Мусой ибн Бугой Старшим, и являлся единственным членом семьи Аббасидов, которому они действительно верили. Он также был единственным представителем правящей семьи, сделавшим военную карьеру.
Абу Ахмед повел самаррские войска вдоль восточного берега Тигра. И снова страдали люди в деревнях и маленьких городках вдоль их маршрута: население западного берега «бежало, спасая свои жизни, бросая наделы и урожай. Фермы разрушались, урожай и домашнюю утварь растаскивали, дома сносили, а путников на дорогах грабили»{547}. В воскресенье 10 марта, через три недели после выступления из Самарры, тюрки разбили лагерь напротив ворот Шаммасия на северо-восточной окраине Багдада{548}. Их было не более двенадцати тысяч, и они постоянно опасались быть взятыми в кольцо во враждебном окружении. Защитников Багдада было, конечно, гораздо больше, — но они не имели военного опыта и единства цели, как их противники. Мухаммед ибн Тахир, управлявший действиями из своего роскошного дворца, сильно отличался по лидерским качествам от жесткого и решительного Абу Ахмеда, разделявшего лагерную жизнь со своими людьми.
Тюрки атаковали свежевозведенные укрепления, а защитники отвечали им, забрасывая наступавших метательными снарядами из баллист, установленных на стенах. Нерегулярное войско, защищенное лишь матами, зарекомендовало себя хорошо. Второй тюркский отряд из четырех тысяч солдат был послан из Самарры атаковать Багдад с запада, но 20 марта потерпел неудачу, когда защитники города (и профессиональные солдаты, и ополченцы) отбросили тюрков, разорив при этом их лагерь. Выжившие тюрки бросались в реку, пытаясь переплыть ее и попасть в лагерь Абу Ахмеда на западном берегу, но многих выловили багдадские войска, находившиеся на лодках. Головы этих тюрков спустили по течению и разложили на мостах города, а багдадские войска тешили себя браслетами и другими трофеями. Командирам щедро дарили шелка и парчовые халаты{549}.
Это был триумф багдадцев — но, несмотря на призывы Своих советников, ибн Тахир отказался преследовать врага и добивать раненых. Он повсюду придерживался осторожной оборонительной политики. Вместо переноса военных действий в лагерь противника в старой Пятничной мечети, построенной в центре Круглого Города еще Мансуром, было зачитано высокопарное описание победы Багдада{550}. В этой речи говорилось о поддержке Аллахом дела Мустаина, о щедром предложении мира, которое Мустаин сделал нападавшим, об опрометчивом лидерстве «пажа» (гуляма) Абу Ахмеда и о преступлениях, совершенных тюрками против простых мусульман. Всюду подчеркивалась роль ибн Тахира как командующего.
Война и далее шла по той же схеме: тюркские атаки и сопротивление багдадцев. Однажды один из атакующих смог зацепиться крюком за верх стены и взобрался на нее — но никто его не поддержал; защитники отрезали солдату голову и при помощи баллисты забросили ее в тюркский лагерь{551}. Встречаются описания необычных и даже комических случаев. Один раз в разгар битвы защитник города (которому читатели этой книги, возможно, даже станут симпатизировать) оконфузился, забыв, какого халифа он должен поддерживать, и выкрикнул по ошибке имя Мутаза вместо Мустаина. Беднягу убили на месте, его голову отослали ибн Тахиру и разложили средн других вражеских голов. Вечером его мать и брат пришли с его телом на похоронных дрогах, рыдая и говоря, что хотят получить его голову. Власти отказали им, и голова осталась выставленной на всеобщее обозрение{552}.
Один стрелок из лука, защищавший стены, рассказал, как лучник-североафриканец подбирался поближе к стенам, оголял зад и выпускал газы в направлении защитников города, выкрикивая при этом оскорбления. «Однажды я подобрал для него стрелу и выпустил ее прямо ему в задницу. Она прошла у него до горла, он упал и умер. Группа мужчин вышла за ворота и повесила его на обозрение людям»{553}. Имелись такие же невероятные герои и с багдадской стороны. Табари слышал о юноше, который уселся перед стеной с мешком камней и пращей. Он стрелял в тюрков и в их лошадей, всегда попадая в намеченную цель. Четыре тюркских лучника начали стрелять в него, но постоянно промахивались, в то время как камни пращника разили их лошадей, которые сбрасывали всадников. Наконец к тюркам присоединились четыре североафриканских кавалериста с пиками и щитами. Они атаковали мальчишку, но тог оказался слишком быстрым для них и нырнул в реку. Африканцы попытались последовать за ним, но не смогли его поймать — он вынырнул на другом берегу реки, насмехаясь над ними с безопасного расстояния{554}. Такие истории, безусловно, быстро распространялись и поднимали моральный дух защитников.