Рэндом медленно наклонился, снял Камень Правосудия с рога. До меня долетел шепот:
— Благодарю.
Джулиан опустился на одно колено, обнажил клинок, с поклоном положил его к ногам Рэндома. То же самое сделали Блейз, и Бенедикт, и Каин, Фиона и Ллевелла. Я подошел и последовал их примеру. И мой сын.
Рэндом молчал, молчал очень долго.
— Я принимаю вашу присягу, — сказал он наконец. — А теперь — встаньте.
Как только мы встали, Единорог вскочила на ноги, повернулась и умчалась вниз по склону. Доля секунды — и крохотное белое пятнышко исчезло в сгустившейся над полем мгле.
— Никогда бы не подумал, что подобное может случиться, — сказал Рэндом, разглядывая Камень. — Корвин, ты способен с его помощью остановить грозу?
Я пожал плечами:
— Камень сейчас твой. Тут все зависит от глубины возмущения. Может оказаться, что в теперешнем своем состоянии я не продержусь достаточно долго, чтобы сохранить нам жизнь. Полагаю, это будет первое твое королевское деяние.
— Покажи тогда, как с ним работать. Я думал, нельзя провести настройку без Образа.
— Попробуем. По словам Бранда, уже настроенный человек может настроить любого другого. Я много об этом думал и, пожалуй, догадался, как это делается. Давай куда-нибудь отойдем.
— Хорошо. Пошли.
В голосе Рэндома, в его осанке успело появиться что-то новое. Неожиданная роль сразу начала формировать исполнителя по своему образу и подобию. Интересно, что за царственная чета выйдет из них с Виалой?
Нет, чересчур. В мозгу моем царил полный разброд. Слишком много событий за слишком короткое время. Я не мог связать эти события в одно обозримое целое. Мне хотелось попросту заползти в какую-нибудь щель и проспать двадцать четыре часа. Или больше. Однако я проследовал за Рэндомом в отгороженный скалой уголок, где тлели остатки маленького костра.
Рэндом разворошил угли палкой, подкинул несколько сухих сучьев, сел у оживающего огня, повернулся ко мне и кивнул. Я подошел и сел рядом.
— Слушай, — сказал он, — насчет заморочек с престолом и прочего… Что мне теперь делать? Для меня это было как снег на голову.
— Что делать? — переспросил я. — Работать. Думаю, у тебя это очень хорошо получится.
— Как ты считаешь, много было обиженных?
— Если таковые и были, — пожал я плечами, — они отлично скрывали свои чувства. Думаю, Единорог сделал очень правильный выбор. За последнее время так много случилось… Отец, если разобраться, берег нас и лелеял — даже слишком берег. Престол — далеко не подарок, тебе предстоит уйма тяжелой и грязной работы. Думаю, до остальных наших это тоже дошло.
— А как ты сам?
— Я рвался к престолу только потому, что к нему рвался Эрик. Сам-то я этого не понимал, но теперь вижу, что все было именно так. Игра, в которой оба мы хотели сорвать банк. Игра, превратившаяся в вендетту. Я ведь готов был его убить. Убил бы — не найди Эрик другой способ расстаться с жизнью. У нас — у меня и у него — было больше сходства, чем различий. Я это понял… потом, гораздо позже. А после смерти Эрика я придумывал себе все новые и новые мотивы для борьбы за престол. И только совсем недавно до меня дошло, что я абсолютно его не хочу. Я — пас, так что бери, брат, пользуйся, и да будет твое правление благополучным.
— Если Амбер еще существует, — уточнил Рэндом после нескольких минут молчания, — то я попробую. Ладно, займемся Камнем. Гроза совсем близко, мне даже как-то не по себе.
Я кивнул и взял у него Камень. Сгусток алого пламени закачался на цепочке, свет костра пронизывал его насквозь.
— Подвинься ближе, — сказал я, — и смотри вместе со мной.
Некоторое время мы созерцали пламенеющие внутренности Камня.
— Думай об Образе, — сказал я и тоже начал думать об узоре Образа, пытаясь вызвать из памяти его петли и завитки, его бледно мерцающие линии.
Прежде Камень казался мне чистым, безупречным; теперь же в нем обнаружился крохотный изъян, пятнышко, повисшее в кроваво-красных глубинах. Я разглядывал пятнышко, не переставая думать о резких изгибах и поворотах, о преграде… Я представлял себе ток, пробегавший через мое тело всякий раз, когда я решался пройти по этой трудной дороге…
Изъян, черневший в Камне, прорисовался отчетливее.
Почти непереносимым усилием воли я заставил его вырасти, проявиться во всей полноте и отчетливости. И тогда на меня нахлынуло знакомое ощущение — то же самое, что и в день, когда я настраивался на Камень. Оставалось только надеяться, что у меня хватит сил пройти через это испытание вторично.
Я схватил Рэндома за плечо, хрипло спросил:
— Что ты видишь?
— Что-то вроде Образа, — донесся до меня голос брата, — только он вроде бы трехмерный. Он лежит на дне красного моря и…
— Пошли со мной, — прервал я Рэндома. — Нам нужно его пройти.
И снова чувство движения — сперва медленно плывешь, затем проваливаешься и падаешь, все быстрее и быстрее несешься к изгибам скрытого в Камне Образа, к узору, который невозможно увидеть во всей полноте. Я чувствовал рядом брата и собирал всю свою волю, и гнал нас вперед, и наконец рубиновое сияние, в которое мы окунулись, потемнело, превратилось во тьму ясного ночного неба. Образ становился все больше и больше, он прирастал с каждым грохочущим ударом моего сердца. Весь процесс проходил заметно легче, чем в первый раз, возможно, потому, что я прошел уже настройку.
Ощущая рядом с собой Рэндома, я потянул его вперед; тем временем знакомый узор продолжал расти, начальная его точка проявлялась все отчетливее и отчетливее. Направляясь к ней, я снова попытался охватить Образ целиком — и снова заблудился в его складках и изгибах, будто уходивших в высшие измерения. Перед нами извивались величественные параболы и спирали, какие-то немыслимые узоры и сплетения. На меня вновь нахлынуло то же, что и в прошлый раз, благоговение, однако теперь рядом со мной был Рэндом, и я чувствовал в нем тот же самый ужас и тот же восторг.
Едва мы достигли начала Образа, как что-то мягкое, но непреодолимое бросило нас в его сотканные из света структуры, в призрачное мерцание, пронизанное яркими вспышками искр. На этот раз все мое внимание было сосредоточено на процессе, Париж казался бесконечно далеким.
Подсознательная память предупреждала меня о трудных участках. Я шел по головокружительным маршрутам, используя всю силу желания — или, если хотите, воли; для ускорения процесса я непрерывно черпал энергию из Рэндома.
Мы словно пробирались по фосфоресцирующим внутренностям огромной, причудливо изогнутой раковины. Наше движение было абсолютно бесшумным, мы превратились в бесплотные точки самосознания.
Скорость непрерывно нарастала, а вместе с ней и боль, незнакомая мне по предыдущему прохождению. Болело не тело, не голова — они отсутствова-ли; болело сознание. Возможно, это было следствием моей усталости или спешки, стараний максимально ускорить процесс. Мы с ходу прорывали барьеры, нас сжимали текучие, из мерцающего света построенные стены. Я ощущал слабость, головокружение, но не мог позволить себе роскоши потерять сознание, не мог я и замедлить движение — гроза подступила совсем близко. Хочешь — не хочешь, пришлось снова черпать энергию из Рэндома, теперь — просто чтобы не сойти с дистанции. Мы помчались дальше.
На этот раз не было того жгучего покалывания, ощущения, что я становлюсь другим. Скорее всего эти эффекты были связаны с настройкой, теперь же предыдущее прохождение через Образ Камня обеспечило мне определенную долю иммунитета.
Через неизмеримый временем интервал мне показалось, что Рэндом слабеет. Возможно, я высасывал из него чересчур много энергии. Если так пойдет дальше, он не сумеет совладать с грозой, ему попросту не хватит сил. Я решил не обращаться больше к его ресурсам. Мы прошли уже основную часть пути, дальше Рэндом справится и сам — если, конечно, дело дойдет до крайности. А я уже попробую продержаться так — лучше погибнуть мне одному, чем нам обоим.