Кассиан еще не говорил об этом. О том, что происходило в те минуты. О Несте.
Кассиан и сестра моего мэйта вообще не разговаривали друг с другом.
Неста успешно закрылась в какой-то занюханной квартире через Сидру, отказываясь контактировать с каждым из нас, за исключением нескольких коротких визитов к Фейре каждый месяц.
Я должен найти способ исправить это.
Я видел, как это съедало Фейру. Я все еще успокаивал ее после кошмаров о том дне в Хэйберне, когда ее сестры были превращены против их воли. Кошмары о том моменте, когда Кассиан был близок к смерти, и Неста нависала над ним, защищая от смертельного удара, и Элейн… Элейн, которая взяла кинжал Азриэля и убила Короля Хэйберна.
Я потер переносицу.
— Сейчас это слишком тяжело. Мы все стараемся отвлечься и держаться рядом.
Аз, Кассиан и я снова отложили на потом, наши ежегодные пятидневные каникулы в хижине. Отложили их на следующий год… снова.
— Приезжай домой на Солнцестояние, и мы сможем сесть и придумать план на предстоящую весну.
— Звучит как торжественное мероприятие.
С моим двором Грез, так было всегда.
Но я заставил себя спросить:
— Является ли Дэвлон одним из возможных повстанцев?
Я жаждал, чтобы это все было неправдой. Я обижался на мужчину и его отсталость, но он был честен с Кассианом, Азриэлем и мной. Он относился к нам также, как и к чистокровным Иллирийским воинам. Все еще делал так для всех бастардов, рожденных под его командованием. Из-за его абсурдных представлений о женщинах мне хотелось его задушить. Развеять в тумане. Но если его вдруг пришлось бы заменить, только мать знала, кто смог бы занять его место.
Кассиан покачал головой.
— Я так не думаю. Дэвлон запрещает все подобные разговоры. Но это только делает их более скрытными, что затрудняет поиск того, кто распространяет эту чушь.
Я кивнул. У меня была встреча в Цесере с двумя Жрицами, которые пережили резню Хэйберна год назад о том, как обращаться с паломниками, которые хотели приехать из-за пределов нашей территории. Опоздание не станет убеждающим фактором отложить этот разговор до весны.
— Следи за ним в течение нескольких дней, а потом возвращайся домой. Я хочу, чтобы ты был там за две ночи до Солнцестояния. И на следующий день после него.
Намек на злую ухмылку.
— Я предполагаю, что наша традиция в день Солнцестояния все еще в силе. Несмотря на то, что ты теперь такой взрослый, связанный связью мужчина.
Я подмигнул ему.
— Я бы не хотел, чтобы Иллирийские детишки, скучали по мне.
Кассиан усмехнулся. Были действительно некоторые традиции солнцестояния, которые никогда не становились утомительными, даже спустя столетия. Я был почти у двери, когда Кассиан сказал:
— Это… — он запнулся.
Я избавил его от неловкости.
— Обе сестры будут дома. Хотят они этого или нет.
— Неста сделает все возможное, если решит, что не хочет быть там.
— Она будет там, — сказал я, скрипя зубами, — и она будет милой. Она задолжала Фейре так много.
Глаза Кассиана замерцали.
— Как она поживает?
— Неста — это Неста. Она делает, что хочет, даже если это ранит ее сестру. Я предложил ей работу, а она отказалась. — Я облизал зубы. — Возможно, ты сможешь вразумить ее в день Солнцестояния.
Сифоны Кассиана заблестели на его руках.
— Скорее всего, это закончится смертоубийством.
Это действительно так.
— Тогда не говори ей ни слова. Меня не волнует… просто продержись там ради Фейры. Это и ее день тоже.
Потому что это Солнцестояние… ее день рождения. Двадцать один год.
Это поразило меня на мгновение, насколько маленьким было это число.
Мой красивый, сильный, горячий мэйт, созданный для меня…
— Я знаю, что значит этот взгляд, придурок, — грубо сказал Кассиан, — и это чушь собачья. Она любит тебя так, как не любит никто другой.
— Иногда трудно, — признался я, глядя на заснеженное поле за пределами дома, тренировочные кольца и жилища за его пределами, — помнить, что она сделала выбор. Выбрала меня.
Лицо Кассиана стало радостным, и он на мгновение замолчал, прежде чем сказал:
— Я иногда завидую. Я бы никогда не жалел о счастье, что у вас есть, Рис… — он провел рукой по волосам, его красный сифон, заблестел в свете, струящемся через окно. — Эти легенды, они крутились вокруг нас, когда мы были детьми. О великолепной и чудесной связи мэйтов. Я думал, это все чушь собачья. Но потом появились вы двое.
— Ей исполняется двадцать один год. Двадцать один, Кассиан.
— И что? Твоей матери было восемнадцать, а твоему отцу… девятьсот.