Она воплотила свое грандиозное появление, когда во время завтрака как бы случайно зашла в обеденную залу, а солнце уже пускало лучи чистого золота сквозь окна.
Я не сомневалась, что она спланировала время появления, так же как спланировала остановку в одном из таких лучей, повернувшись так, чтобы ее волосы пылали, и украшение на макушке ее головы загорелось голубым огнем. Я бы назвала эту картину Образец Благочестия.
После того, как была кратко представлена Тамлином, она в основном ворковала Юриану — который лишь хмурился на нее, словно на жужжащее насекомое у уха.
Дагдан и Бранна слушали ее, нахмурившись, с такой скукой, что я заинтересовалась, возможно ли, что им нравилось только общество друг друга. В любом порочном объеме. Ни капли интереса в сторону красавицы, которую обычно разглядывали как мужчины, так и женщины. Возможно, любое физическое влечение исчезло вместе с их душами давным-давно.
Так члены королевской семьи Хайберна и Юриан терпели Ианфе около минуты, прежде чем сочли свою еду более интересной. Что, несомненно, объясняет, почему она решила встретить нас здесь, ожидая нашего возвращения, когда мы въехали во двор.
Я впервые за долгие месяцы ехала на лошади, так что была довольно неуклюжей, когда наша группа спешилась. Я послала Люсьену едва уловимый умоляющий взгляд, и он почти не скрывал ухмылку, когда подошел ко мне.
Наша компания наблюдала, как он крепко взял меня за талию и с легкостью снял меня с лошади, пока Ианфе пристально следила за нами.
Я лишь похлопала Люсьену по плечу в благодарность. Будто придворный, он поклонился.
Иногда было сложно помнить ненавидеть его. Помнить, что игра уже началась.
— Надеюсь, ваше путешествие было успешным, — пропела Ианфе.
Я указала подбородком на близнецов:
— Они выглядят удовлетворенными.
В самом деле, что бы там они не искали, они нашли это удовлетворительным. Я не осмелилась задавать слишком много любопытствующих вопросов. Еще рано.
— Благодарю Котел за это, — склонила голову Ианфе.
— Что ты хочешь, — слишком ровно сказал Люсьен.
Она нахмурилась, но подняла голову, сложив руки перед собой, и сказала:
— Мы устроим вечеринку в честь наших гостей — и совместим ее с Летним Солнцестоянием через пару дней. Я хочу обсудить это с Фейрой. — Двуличная улыбка. — Если у тебя нет возражений.
— У него их нет, — ответила я, прежде чем Люсьен успел возразить что-либо. — Дай мне час на еду и переодевание, и я встречусь с тобой в кабинете.
Тон, возможно, более напористый, чем был у меня когда-то, но она кивнула. Я переплела свой локоть с локтем Люсьена и отвела его в сторону.
— Скоро увидимся, — сказала я ей, и почувствовала ее взгляд на нас, когда мы уходили от затененных конюшен в яркий дневной свет.
Он был напряжен, почти дрожал.
— Что между вами произошло? — прошипела я, когда мы затерялись среди живых изгородей и гравийных дорожек в саду.
— Не стоит это повторять.
— Когда я... была забрана, — я рисковала, почти запнулась на слове, почти сказала ушла. — Она и Тамлин...
Это не было притворством, когда мое нутро сжалось.
— Нет, — сказал он хрипло. — Нет. Когда наступил Каланмэй, он отказался. Он решительно отказался от участия. Я заменил его в Обряде, но...
Я и забыла. Забыла про Каланмэй и Обряд. Я мысленно подсчитала дни.
Не удивительно, что я забыла. Я была в домике в горах. Тогда Рис потерялся во мне. Пожалуй, мы создавали собственную магию в ту ночь.
Но Люсьен...
— Ты взял Ианфе в ту пещеру на Каланмэй?
Он не встретился со мной взглядом.
— Она настояла. Тамлин был... Все было плохо, Фейра. Я занял его место, и выполнил свой долг этому двору. Я пошел по собственной воле. И я совершил Обряд.
Не удивительно, что она отступала перед ним. Она получила, что хотела.
— Пожалуйста, не рассказывай Элейн, — сказал он. — Когда мы... когда мы найдем ее вновь, — поправил он.
Хоть он и совершил Великий Обряд с Ианфе по собственной воле, ему это точно не понравилось. Какая-то граница размылась — и это очень плохо.
И мое сердце немного сдвинулось в груди, когда я сказала ему без всяких уловок:
— Я никому не расскажу, если только ты сам не попросишь. — Инкрустированный нож и пояс, кажется, потяжелели. — Хотела бы я остановить это. Я должна была быть здесь, чтобы остановить это. — И подразумевала каждое слово.
Люсьен сжал наши переплетенные руки, когда мы обошли изгородь и вышли к дому.
— Ты мне больше друг, Фейра, — сказал он тихо, — чем я когда-либо был для тебя.
Элис нахмурилась, глядя на два платья, висящих на двери шкафа, ее длинные коричневые пальцы гладили шифон и шелк.