Я замаскировала звук своих шагов, ступая тихо как пантера, когда я подошла к поляне, на которой они стояли.
Где стоял Люсьен спиной к дереву — на его запястьях две одинаковые ленты из синего камня.
Я уже видела их. На Рисе, чтобы парализовать его силу. Камень, высеченный из гнилой земли Хайберна, способный аннулировать силу. И в таком случае... удерживая Люсьена у дерева, когда Ианфе смотрела на него как змея перед кормежкой.
Она скользнула рукой по его широкой груди, его животу.
И глаза Люсьена метнулись ко мне, когда я выступила между деревьев, его золотистая кожа покраснела от страха и унижения.
— Достаточно, — сказала я.
Ианфе повернула голову ко мне. Ее улыбка была невинной, скромной. Но я видела, как она отметила рюкзак и патронаш Тамлина. Оставляя их без внимания.
— Мы в процессе игры. Не так ли, Люсьен?
Он не ответил.
И вид этих кандалов на нем, как бы она ни поймала его в ловушку, вид ее руки, все еще на его животе –
— Мы вернемся в лагерь, когда закончим, — сказала она, снова поворачиваясь к нему.
Ее рука скользнула ниже, не для ее удовольствия, а чтобы просто швырнуть мне в лицо, что она может –
Я ударила.
Не своими ножами или магией, а своим разумом.
Я сорвала щит, который держала вокруг нее, защищая от воздействия близнецов — и врезалась в ее сознание.
Маска на грани распада. Вот как это было — зайти внутрь этой красивой головы и найти в ней такие ужасные мысли. Дорожка мужчин, на которых она использовала свою силу или откровенно заставляла спать с собой, убежденная в своем праве на них. Я оторвалась от этих воспоминаний, овладевая собой.
— Убери от него свои руки.
Она так и сделала.
— Освободи его.
Кожа Люсьена побледнела, когда Ианфе подчинилась мне с совершенно пустым лицом. Синие кандалы упали на мшистую землю.
Рубашка Люсьена была перекошена, верхняя пуговица штанов уже расстегнута.
Рев, наполняющий мой разум, был таким громким, что едва слышала себя, когда сказала:
— Возьми этот камень.
Люсьен по-прежнему прижимался к дереву. И он молча смотрел, как Ианфе наклонилась, чтобы взять серый, грубый камень размером с яблоко.
— Положи свою правую руку на этот валун.
Она подчинилась, хотя по ее спине пробежала дрожь.
Ее разум бился против моего будто рыба, пойманная на крючок. Я вонзила свои ментальные когти поглубже, и какой-то ее внутренний голос начал кричать.
— Бей камнем свою руку так сильно, как можешь, пока я не скажу тебе остановиться.
Руку, которую она наложила на него и на еще многих.
Ианфе подняла камень. Первый удар вызвал приглушенный влажный глухой стук.
Второй — настоящую трещину.
Третий вызвал кровь.
Ее рука поднималась и опускалась, ее тело содрогнулось в агонии.
И я сказала ей очень ясно:
— Ты никогда не прикоснешься к другому человеку против его желания. Ты никогда не убедишь себя, что они действительно хотят твоего успеха, что они играют в игры. Ты никогда не почувствуешь прикосновений другого человека, если он того не захочет, если это не было совместным решением.
Сильный удар; треск; глухой звук.
— Ты не вспомнишь, что здесь произошло. Ты скажешь остальным, что упала.
Ее безымянный палец выгнулся в неправильном направлении.
— Ты можешь сходить к целителю, чтобы вправить кости. Но не для того, чтобы убрать шрамы. И каждый раз глядя на них, ты будешь вспоминать, что если прикасаться к людям без их согласия, то столкнешься с последствиями, и если сделаешь это снова, то перестанешь существовать. Ты будешь жить с этим страхом каждый день и никогда не узнаешь, откуда он появился. Только страх, что кто-то гонится за тобой, выслеживает тебя, ожидает момента, когда ты отпустишь всю свою стражу.
Тихие слезы боли текли по ее лицу.
— Теперь можешь остановиться.
Окровавленный камень упал на землю. Ее рука была лишь сломанными костями, обернутыми клочьями кожи.
— Будешь стоять на коленях, пока кто-нибудь тебя не найдет.
Ианфе упала на колени, кровь с ее сломанной руки вымазала ее бледные одеяния.
— Я подумывала перерезать твое горло этим утром, — сказала я ей. — Я обдумывала это всю ночь, пока ты спала рядом. Я подумывала об этом каждый день, с тех пор как ты продала моих сестер Хайберну, — небольшая улыбка. — Но я думаю, что это наказание лучше. Надеюсь, ты проживешь долгую-долгую жизнь, Ианфе, и никогда будешь знать покоя.
Я смотрела на нее еще некоторое время, увязывая все свои слова и команды в ее разуме, и потом повернулась к Люсьену. Он поправил штаны и рубашку.
Его расширенные глаза скользнули от нее ко мне, затем к окровавленному камню.