Усадьба Берона была столь огромной, что у нас ушло три дня на ее обход. Люсьен повел нас по окраинам, напрягаясь при каждом шорохе.
Как сообщил мне Люсьен в те редкие разы, когда мы рисковали заговорить друг с другом, Лесной Дом был размашистым комплексом. Он был построен внутри и среди камней и деревьев, и только его верхние уровни видны на земле. Внизу он пролегал туннелями в камне. Но их разрастание привело к таким размерам. Можно идти от одного конца Дома к другому, и это займет половину утра. Его окружало множество стражников: в деревьях, на земле, на покрытой мхом черепице и в камнях самого Дома.
Без ведома Берона никто не мог приблизиться к дому. Никто не мог его покинуть без разрешения Берона.
Я знала, что мы обходим дом по карте передвижений и дежурства стражников, которую знал Люсьен, когда его плечи поникли.
Я уже тяжело опускались.
Я едва спала, позволяя себе это лишь тогда, когда дыхание Люсьена приобретало другой, более глубокий ритм. Я знала, что не смогу так долго продержаться, но без способности защититься, ощутить любую опасность...
Я гадала, ищет ли меня Рис. Почувствовал ли он тишину.
Я должна была отправить ему сообщение. Сказать ему, что я иду и как меня найти.
Фэбейн — вот почему связь заглушалась. Возможно, за это мне следовало убить Ианфе.
Но что сделано, то сделано.
Я протерла ноющие глаза, наслаждаясь отдыхом под яблоней, полной больших сочных плодов.
Я забила ими весь свой рюкзак. Два огрызка уже лежали передо мною, их сладкий гниющий запах был колыбельной для гудящих пчел, летающих около упавших яблок. Третье яблоко лежало на моих вытянутых ногах.
После всего, что сделали близнецы, я должна была перестать есть яблоки на весь остаток жизни, но голод всегда размывал все границы для меня.
Люсьен, сидящий в нескольких шагах от меня, бросил четвертое яблоко в кусты, когда я укусила свое.
— Фермерские земли и поля близко, — объявил он. — Мы должны оставаться незамеченными. Мой отец плохо платит за урожай, а землевладельцы зарабатывают дополнительные деньги любыми способами.
— Даже продавая местоположение одного из сыновей Высшего Лорда?
— Особенно так.
— Ты им не нравишься?
Его челюсть сжалась.
— Как самый младший из семи сыновей, я не был особенно нужен или желаем. Возможно, это было хорошо. Я мог учиться дольше, чем отец разрешал другим братьям, прежде чем вышвырнуть их за дверь, чтобы они правили одной из наших территорий, и я мог тренироваться, сколько хотел, так как не полагал, что я настолько глуп, чтобы проложить свой путь на вершину списка наследников убийствами. И когда мне стало скучно учиться и сражаться... я узнал, что мог, про землю от ее людей. Узнал также и о людях.
Он со стоном поднялся на ноги, его распущенные волосы мерцали от полуденного солнца, рассыпающего оттенки крови и вина.
— Я бы сказала, что это звучит скорее как жизнь-Высшего-Лорда, чем жизнь праздного, нежеланного сына.
Длинный стальной взгляд.
— Ты думаешь, что лишь ненависть побудила моих братьев сделать все возможное, чтобы сломить и убить меня?
По моему позвоночнику пробежала дрожь. Я закончила яблоко и развернулась, срывая еще одно с нижней ветви.
— Ты хочешь её — корону своего отца?
— Никто меня об этом не спрашивал, — сказал Люсьен, когда мы двинулись дальше, уклоняясь от гниющих падающих яблок.
Воздух был липко-сладким.
— Кровопролитие, которое начнется из-за короны, не стоит ее. И его гниющий двор тоже. Я бы получил корону лишь для того, чтобы править коварными двуличными людьми.
— Лорд Лисов, — сказала я, фыркая, вспоминая о маске, которую он когда-то носил. — Но ты так и не ответил на мой вопрос — почему здешние люди продадут тебя.
Впереди светился воздух, и за ближайшим деревом начиналось золотистое ячменное поле.
— Они будут делать это после Джесминды.
Джесминда. Он никогда не называл ее имени.
Люсьен скользнул между колеблющимися стеблями.
— Она была одной из них, — эти слова были едва слышны за вздохами ячменя. — И когда я не защитил ее... Это было предательством их доверия. Я бежал к другим домам, убегая от своих братьев. Они выгоняли меня за то, что я позволил этому случиться с ней.
Волны золота и цвета слоновой кости вращались вокруг нас, небо — живой, неискаженный голубой.
— Я не могу винить их за это, — сказал он.
Мы пересекли плодородную долину к вечеру. Когда Люсьен предложил остановиться на ночь, я настояла на продолжении пути — прямо к предгорьям, которые превращались в серые заснеженные горы, которые означали начало общей территории с Зимним Двором. Если бы мы смогли пересечь границу за день или два, то возможно моей вернувшейся силы было бы достаточно, чтобы связаться с Рисом — или рассеиваться остаток пути домой.