Я зашла туда однажды, в день своего возвращения.
Разрушенная мебель; изорванная в клочки постель; одежда в таком беспорядке, будто он искал меня в шкафу. Никто, кажется, не был пропущен сюда для уборки.
Но здесь были лозы — шипы — которые сделали ее непригодной. Моя старая комната была переполнена ими. Они изгибались и скользили по стенам, обвиваясь вокруг обломков. Как если бы они сползали со шпалеры под моим окном, как если бы прошли века, а не месяца.
Комната была сейчас как могила.
Я присобрала мягкие розовые юбки моего утонченного платья и закрыла дверь в комнату за мной. Люсьен по-прежнему стоял, прислонившись к двери через коридор.
Его комната.
Я не сомневалась, что это она обеспечил мое проживание напротив себя. Не сомневалась, что его металлический глаз всегда смотрит в сторону моих покоев, даже когда он спит.
— Я удивлен, что ты так спокойна, дав такие обещания у Хайберна, — сказал Люсьен вместо приветствия.
Обещание, которое я дала, убить человеческих королев, Короля Хайберна, Юриана и Ианфе за то, что они сделали с моими сестрами. С моими друзьями.
— Ты сам сказал, что у Ианфе были причины. Даже будучи в ярости, я могу выслушать ее.
Я не сказала Люсьену, что я знала о ее настоящей натуре. Это вызвало бы объяснения, что Рис выставил ее из своего дома, что Рис сделал это, чтобы защитить себя и свой Двор, и вызвало бы слишком много вопросов, подрывая так много тщательно выверенной лжи, которая держала его и его двор — мой двор — в безопасности.
Но я задавалась вопросом, была ли в этом необходимость после Велариса. Наши враги знали о городе, знали, что это место добра и мира. И они попытались разрушить его при первой возможности.
Вина за нападение на Веларис после того, как Рис показал его человеческим королевам, будет преследовать моего мейта на протяжении наших бессмертных жизней.
— Она придумает историю, которую ты захочешь услышать, — предупредил Люсьен.
Я пожала плечами, идя по пустому залу, устланному коврами.
— Я могу решить сама. Хотя, похоже, ты уже решил не верить ей.
Он шел со мной в ногу.
— Она втянула в это двух невинных женщин.
— Она сделала это, чтобы убедиться в силе союза с Хайберном.
Люсьен остановил меня, обхватив рукой вокруг моего локтя.
Я позволила это, потому что, если бы я не позволила ему так сделать, рассеясь, как я сделала это несколько месяцев назад в лесу, или использовала иллирийский защитный прием, чтобы усадить его на задницу, то разрушила бы свою хитросплетенную ложь.
— Ты умнее этого.
Я изучала широкую загорелую руку, обернутую вокруг моего локтя. Потом я встретила взгляд его красновато-коричневого и жужжащего золотого глаз.
— Где он держит ее? — выдохнул Люсьен.
Я знала, кого он имеет в виду.
— Я не знаю. У Рисанда есть сотни мест, где они могут быть, но я сомневаюсь, что он использовал бы одно из них, чтобы спрятать Элейн, зная о моей осведомленности об их расположении, — покачала я головой.
— Скажи мне в любом случае. Список их всех.
— Ты умрешь в тот же момент, как ступишь на его территорию.
— Я более чем выжил, когда нашел тебя.
— Ты не смог увидеть, что он держал меня в рабстве. Ты позволил ему забрать меня обратно, — ложь, ложь, ложь.
Но я увидела боли и вины, как ожидала. Люсьен медленно ослабил свою хватку.
— Мне нужно найти ее.
— Ты даже не знаешь Элейн. Связь мейтов это всего лишь физическая реакция, управляющая твоим здравым смыслом.
— Это то, что было между тобой и Рисом?
Тихий, опасный вопрос. Но я заставила страх появиться в моих глазах, позволила себе вспомнить Ткачиху, Резчика, Мидденгардского Червя, позволяя старому ужасу пропитать мой запах.
— Я не хочу говорить об этом, — сказала я голосом, похожим на грубый вопль.
На главном этаже пробили часы, и я мысленно поблагодарила Мать и устремилась вперед быстрым шагом.
— Мы опоздаем.
Люсьен лишь кивнул. Но я чувствовала его взгляд на своей спине, сфокусированный прямо на позвоночник, когда спускалась по лестнице. Для встречи с Ианфе.
И я в последний раз решила, каким способом я собираюсь разорвать ее на части.
Верховная Жрица выглядела точно так, как я ее помнила, как из воспоминаний Риса, которые он мне показал, так и из своих собственных мечтаний об использовании когтей, спрятанных под моими ногтями, чтобы вырвать ее глаза, затем язык, а потом вскрыть ей глотку.
Мой гнев стал живым существом у меня в груди, эхом сердцебиения, которое успокаивало меня во сне и пробуждало меня. Я утихомирила его, смотря на Ианфе через обеденный стол для официальных встреч, с Тамлином и Люсьеном по бокам от меня.