— Но все же, почему вы здесь?
Она вырвала свою книгу из рук Кассиана, который позволил ей сделать это, но все же остался стоять рядом с ней. Наблюдая за каждым вдохом, каждым движением.
— Я хотела увидеть тебя, — сказала я тихо. — Посмотреть, как у тебя дела.
— Проверить, приняла ли я свою участь и благодарна ли за то, что стала одной из них?
Я набралась решимости.
— Ты моя сестра. Я видела, что они навредили тебе. Я хотела проверить, в порядке ли ты.
Низкий горький смех. Но она повернулась к Кассиану, осмотрела его, как если бы она была королевой, сидящей на троне, и объявила всем нам:
— Какая мне разница? Я всегда буду молодой и красивой и никогда не вернусь к льстивым придуркам за стеной. Я могу делать, что пожелаю, так как, видимо, здесь никто не следует правилам, манерам или нашим традициям. Возможно, мне следует поблагодарить тебя за то, что ты втянула меня в это.
Рис положил руку между моими лопатками, прежде чем слова поразили свою цель.
Нэста фыркнула.
— Но не меня тебе нужно проверять. У меня мало что было поставлено на карту как там, за стеной, так и здесь.
Ненависть струилась по всему ее лицу – ненависти было достаточно, чтобы мне стало плохо. Нэста зашипела.
— Она не выходит из комнаты. И не перестает плакать. Она не ест, не спит, не пьет.
Рис сжал челюсть.
— Я много раз спрашивал тебя, нужно ли тебе что-то –
— Почему я должна позволять любому из вас, — последнее слово было для Кассиана как яд гадюки, — приближаться к ней? Это касается лишь нас.
— Мейт Элейн здесь, — сказала я.
Произносить это в присутствии Нэсты было неправильным решением.
Она побледнела от ярости.
— Он не такой человек для нее, — прорычала она, наступая на меня достаточно, чтобы Рис поставил между нами щит.
Как если бы он тоже увидел ту огромную силу в ее глазах в тот день в Хайберне. И не знал, как она может проявиться.
— Если вы подпустите того мужчину близко к ней, я...
— Что ты? — пропел Кассиан, небрежно оглядывая ее, когда она остановилась примерно в пяти футах от меня.
Он поднял бровь, когда она повернулась к нему.
— Ты не присоединилась ко мне для тренировок, и я, черт возьми, уверен, что ты не постоишь за себя в бою. Ты не захотела поговорить о твоих силах, так что ты определенно не сможешь ими овладеть. И ты –
— Заткни свой рот, — огрызнулась она, выглядя как никогда не проигрывающая императрица. — Я сказала тебе держаться от меня подальше, и если ты –
— Ты становишься между мужчиной и его мейтом, Нэста Арчерон, и ты столкнешься с самыми ужасными последствиями этого решения.
Ноздри Нэсты раздулись. Кассиан лишь криво усмехнулся.
Я вмешалась:
— Если Элейн не сможет это сделать, то она не увидит его. Я буду принуждать ее к этой встрече. Но он действительно хочет увидеть ее, Нэста. Я спрошу от его имени, но решение будет за ней.
— Мужчина, который продал нас Хайберну.
— Все гораздо сложнее.
— Что ж, это определенно станет намного сложнее, когда отец вернется и не найдет нас. Как ты планируешь рассказать ему обо всем этом?
— Судя по тому, что он месяцами не посылал весточки с континента, я позабочусь об этом позднее, — отрезала я.
И я благодарна Котлу за это — что он не торговал на какой-нибудь более прибыльной территории.
Нэста лишь покачала головой, поворачиваясь к креслу и своей книге.
— Мне все равно. Делай, что хочешь.
Ужасное разрешение, если не признание, что она все еще доверяет мне достаточно, чтобы сначала проявить внимание к нуждам Элейн. Рис приподнял подбородок в молчаливом приказании Кассиану уйти, и я последовала за ними, сказав напоследок:
— Мне жаль, Нэста.
Она не ответила, неподвижно сидя в кресле со своей книгой, и просто проигнорировала нас. Даже пощечина была бы лучше этого.
Когда я посмотрела вперед, то обнаружила, что Кассиан тоже смотрит на Нэсту.
Почему никто до сих пор не упомянул, что глаза Кассиана сияли, когда он смотрел на мою сестру?
С грустью. И тоской.
Солнечный свет заливал комнату.
Все шторы раздвинуты так широко, насколько это возможно, чтобы впустить как можно больше солнца.
Как будто даже намек на тьму был неприемлем. Как если бы ее прогоняли. И Элейн сидела спиной к нам на небольшом стульчике у самого освещенного окна.