Рядом с Рисом Кейр выглядел угрюмым мальчишкой. Но я знала, что отец Мор был гораздо, гораздо старше. Уже далеко не юноша. И судя по всему, наместник льнул к власти…
А Рис был воплощением власти.
— Добро пожаловать, милорд, — промолвил Кейр глубоким мягким голосом. — Рады приветствовать и вашу… гостью.
Рука Риса замерла на моем бедре, когда он повернул голову, чтобы посмотреть на меня.
— Она просто прелесть, не правда ли?
— В самом деле, — согласился Кейр, опуская глаза. — У нас не много новостей, милорд. Всё спокойно со времени Вашего последнего визита.
— И что, даже наказывать некого? — кот, играющий с едой.
— Нет. Разве что вы желаете, чтобы я выбрал кого-нибудь из присутствующих, милорд.
Рис прищелкнул языком.
— Какая жалость, — затем он вновь посмотрел на меня, склонился и прикусил зубами мне мочку уха.
И провалиться мне в ад, но я еще сильнее прильнула спиной к нему, ощущая, как он сомкнул зубы в тот же момент, когда его большой палец, поднимающийся по моему бедру, провел по нежной, чувствительной коже долгим, роскошным касанием. Мое тело ослабло, и одновременно напряглось, а мое дыхание… Котёл побери меня еще раз! Запах Рисанда, цитрус и море, мощь, исходящая от него… мое дыхание сбилось…
Я знала, что он заметил, ощутил эту перемену во мне.
Его пальцы замерли на моем бедре.
Кейр принялся говорить о незнакомых мне придворных, скучных сообщениях о браках и союзах, кровавых распрях. Рис позволил ему говорить.
Его большой палец вновь коснулся меня… в этот раз вместе с указательным.
Приглушенное рычание наполняло мои уши, и в этом звуке тонуло всё, кроме этого скользящего прикосновения к внутренней стороне моего бедра. Музыка в зале была пульсирующей, древней, дикой, и люди прижимались друг к другу, танцуя под нее.
Не спуская глаз с наместника, Рис неопределённо кивал ему время от времени. В то время как его пальцы продолжали ласкать мои бёдра, медленно, уверенно, постепенно поднимаясь всё выше.
Все смотрели на нас. Они ели и пили, некоторые танцевали по кругу, но все они не отрывали от нас глаз. Я сидела на его коленях, его личная игрушка, и каждое его движение, каждая ласка была видна всем… и всё же я чувствовала, будто мы здесь одни.
Кейр показал счета и затраты на управление двором, и Рис опять кивнул ему. На этот раз я почувствовала, как его нос задел чувствительную кожу между моей шеей и плечом, и вот ту же лёгкую ласку повторяют его губы.
Моя грудь напряглась, отяжелела, налилась желанием — желанием, которое сейчас разлилось в самом центре моего тела. Жар залил мне лицо, запылал в крови.
И наконец, будто его самоконтроль внезапно сорвался с поводка, Кейр произнёс:
— Я слышал разговоры и не мог поверить, — он уперся в меня взглядом, на мою грудь, проглядывающую сквозь полоски платья, на мои ноги, расставленные чуть шире, чем несколько минут назад, и руку Риса, лежащую на опасной территории моего тела. — Но похоже это правда: у питомца Тамлина теперь новый хозяин.
— Видел бы ты, как я заставляю её умолять, — промурлыкал Рис, и кончиком носа провел по моей шее.
Кейр сложил руки за спиной.
— Полагаю, ты привёл её, чтобы этим сделать какое-то заявление.
— Ты знаешь, что всё что я делаю, это заявление.
— Конечно. Вот это заявление, судя по всему, тебе нравится обряжать в паутину и короны.
Рука Риса замерла, и я выпрямилась из-за брезгливости в тоне Кейра. Голосом вовсе не похожим на мой, я сказала:
— Пожалуй, я решу одеть поводок на тебя.
Одобрение Риса коснулось моего ментального щита, рука на моих ребрах вновь выписывала ленивые круги.
— Она любит поиграть, — мечтательно произнёс он у моего плеча. А затем повернул голову к наместнику: — Принеси ей вина.
Чистый приказ. Ни тени вежливости.
Кейр напрягся, однако пошел выполнять.
Рис не мог выйти из образа, но невесомый поцелуй под моим ушком сказал мне достаточно. Извинение и благодарность… и ещё извинения. Ситуация нравилась ему не больше, чем мне. Однако для достижения нашей цели, чтобы выиграть время для Азриэля… он был готов продолжать. И я тоже.
Ощущая его руки под моей грудью и меж моих ног, я спрашивала себя, есть ли такая часть себя, которую Рис не отдал бы. Спрашивала себя, что… что если высокомерие и бахвальство… прятали под собой мужчину, считающего, что на самом деле он ничего не стоит.
В зале зазвучала другая песня, текущая, словно мёд… обернувшийся стремительным ветром, прерываемым зажигающим, беспощадным ритмом барабанов.