— Почему не сегодня?
— Потому что Звездопад завтра ночью — мы будем праздновать его все вместе впервые за последние пятьдесят лет. Риса будут ждать здесь, среди его народа, — ответила Амрен.
— Что за Звездопад?
Глаза Амрен заблестели.
— За пределами нашей земли все остальные дворы празднуют завтра Нинсар, День Семян и Цветов.
От этого я почти вздрогнула. Я не замечала, насколько много времени прошло с тех пор, как я очутилась здесь.
— Но Звездопад, — продолжила Амрен, — можно увидеть лишь в Ночном Дворе — только на нашей земле празднуется Звездопад вместо пирушки Нинсара. Почему так, и все остальное, ты узнаешь сама. Пусть это будет сюрпризом.
Что ж, это объясняло, почему горожане уже готовились к какому-то празднованию: Высшие Фэ, и фейри спешили домой с букетами ярких полевых цветов, ленточными гирляндами и едой, подметали и мыли улицы, заклеивали витрины магазинов на скорую, опытную руку.
— Вернемся ли мы сюда, после того как уйдем? — спросила я.
Она вернулась к книге.
— Не скоро.
В моей груди что-то упало. Для бессмертного «не скоро» может означать… долгое, долгое время.
Я приняла эти слова как приглашение покинуть ее и направилась к двери, но Армен сказала:
— Когда Рис вернулся сюда, после Амаранты, он был словно призрак. Он притворялся, что это не так, но он был как призрак. А ты заставила его вернуться к жизни.
Слова повисли в воздухе, и я не хотела задумываться над ними, не тогда, когда все хорошее, что я сделала — все хорошее, что мы сделали друг для друга, возможно было перечеркнуто мной, тем что я сказала ему.
И я произнесла:
— Ему повезло, что у него есть все вы.
— Нет, — произнесла она мягко, так мягко, какой я ее никогда раньше не слышала, — это нам повезло, что он у нас есть, Фейра.
Я обернулась у двери.
— Я знала многих Высших Лордов, — продолжила Амрен, склонившись над бумагами, — жестоких, хитрых, слабых, могущественных. Но никто из них не мечтал. Никто не мечтал так, как это делает он.
— Мечтает о чем? — выдохнула я.
— О мире. О свободе. О едином мире, о процветающем мире. О чем-то лучшем — для всех нас.
— Он думает, что его запомнят злодеем в этой истории.
Амрен фыркнула.
— Но я забыла сказать ему, — тихо продолжила я, открывая дверь, — что злодеем обычно оказывается тот, кто запирает девушку и выбрасывает ключ.
— Вот как.
Я пожала плечами.
— А он был тем, кто освободил меня.
* * *
«Если ты переехал в другой дом, — написала я ему после того, как вернулась от Амрен, — то мог бы хотя бы оставить мне ключи от этого дома. Я постоянно оставляю дверь незакрытой, когда ухожу. Это становится слишком привлекательным для местных грабителей».
Ответа не было. Письмо даже не исчезло.
Я попробовала еще раз после завтрака на следующий день, в праздничное утро Звездопада.
«Кассиан сказал, что ты дуешься в Доме Ветра. Вот это поведение, достойное Не-Высшего-Лорда. Что насчет моих тренировок?»
Снова никакого ответа.
Моя вина — и что-то еще другое — начала шевелиться во мне. Я едва удержалась, чтобы не порвать в клочья бумагу, когда после ланча написала свое третье письмо.
«Это наказание? Или люди из твоего Внутреннего круга не получают второго шанса, если вдруг разозлили тебя? Ты противный трус».
Я выходила из ванной, город за окном гудел в подготовке к празднованию на заходе солнца, когда я бросила взгляд на стол, где оставила письмо.
И увидела, как оно исчезло.
Нуала и Керридвен пришли, чтобы помочь мне одеться, и я старалась не смотреть на стол в ожидании — я ждала, ждала и ждала ответа.
Но его не последовало.
Глава 44
Но, несмотря на то письмо, несмотря на неразбериху, царившую между нами, я не могла поверить своему отражению, когда часом спустя взглянула на себя в зеркало.
Я испытала такое облегчение за последние несколько недель, засыпая без каких-либо трудностей, что совсем позабыла о том, как благодарна была за то, что могла наконец принимать пищу без угрозы рвоты.
Моему лицу и телу вернулись былые объемы, что заняло бы намного больше времени, будь я человеком, которому не доставало чуда бессмертной крови. А мое платье…