— Хватит, — оборвал Рис, чуть наклонив голову с обычной грацией. — Мы с Фейрой заняты. Возвращайтесь в свои земли, иначе я отправлю ваши головы как напоминание моему старому другу о том, что происходит, когда лакеи Весеннего Двора ступают на мою территорию.
Ледяной дождь затекал за ворот моей одежды, тек по моей спине. Лицо Люсьена было мертвенно-бледным.
— Ты доказала свою точку зрения Фейра — а теперь идем домой.
— Я не ребенок, играющий в игры, — процедила я сквозь зубы. Вот какой они видели меня: нуждающейся в няньках, объяснениях, защите…
— Осторожнее, Люсьен, — протянул Рисанд. — Или дорогая Фейра вышлет обратно по кускам и тебя тоже.
— Мы не враги тебе, Фейра, — умолял Люсьен. — Все стало плохо, Ианта отбилась от рук, но это не значит, что ты должна сдаваться..
— Это ты сдался, — выдохнула я.
Я почувствовала, что даже Рис замер от моих слов.
— Это ты отказался от меня, — сказала я чуть громче. — Ты был моим другом. И ты выбрал его — выбрал повиноваться ему, даже когда видел, что его приказы и правила делают со мной. Даже когда ты видел, как я чахну день ото дня.
— Ты просто не представляешь, насколько шаткими были те первые несколько месяцев, — рявкнул Люсьен. — Нам нужно было представить единый, послушный приказам фронт, и я должен был быть примером, которому последуют все остальные в нашем Дворе.
— Ты видел, что со мной происходит. Но ты слишком боялся его, чтобы действительно что-нибудь с этим сделать.
Это был страх. Люсьен перечил Тамлину, но лишь до определенного момента. И всегда уступал в конце.
— Я умоляла тебя, — произнесла я, и слова были режущими и сорванными. — Я столько раз умоляла тебя помочь мне, вытащить меня из дома хоть на час. А ты либо бросал меня одну или заталкивал в комнату с Иантой, или приказывал терпеть.
Люсьен спросил слишком тихо:
— Я полагаю, что Ночной Двор оказался намного лучше?
Я вспомнила — вспомнила, что, как предполагалось, я должна была знать и испытывать в Ночном Дворе. Что Люсьен и остальные не должны были никогда узнать, даже если бы на кону была моя жизнь.
И я бы отдала ее. Чтобы сохранить Веларис в безопасности, чтобы Мор и Амрен, и Кассиан, и Азриэль, и… Рис были в безопасности.
И я ответила Люсьену, голосом низким и спокойным, и таким же пугающим, как и длинные когти, образовавшиеся на кончиках моих пальцев, таким же устрашающим, как и чудесная тяжесть, раскинувшаяся между клинками, висящими у меня за спиной:
— Когда ты проводишь столько времени запертым во тьме, Люсьен, тьма начинает глядеть в ответ.
Своим ментальным щитом я ощутила пульс удивления и дьявольского восторга при виде темных, перепончатых крыльев, которые, как я знала, теперь раскрылись над моими плечами. Каждый ледяной поцелуй дождя посылал мурашки холода по моему телу. Чувствительные, они такие чувствительные, эти иллирийские крылья.
Люсьен попятился на шаг назад.
— Что ты с собой сделала?
Я послала ему маленькую улыбку.
— Смертная девушка, которую ты знал, умерла Под Горой. Я не собираюсь провести бессмертие в качестве домашней зверушки Высшего Лорда.
Люсьен затряс головой.
— Фейра..
— Скажи Тамлину, — произнесла я, поперхнувшись на его имени, на мысли о том, что он сделал с Рисом и его семьей, — что если он пошлет еще кого-нибудь в эти земли, я выслежу каждого из вас. И продемонстрирую, чему именно меня научила тьма.
Его лицо, казалось, исказила искренняя боль.
Меня это не заботило. Я просто наблюдала за ним, непреклонная, холодная, темная. Существо, которым я могла бы стать, если бы осталась в Весеннем Дворе, если бы оставалась сломанной на протяжении десятилетий, веков… пока не научилась бы спокойно направлять эти осколки боли наружу, научилась смаковать чужую боль.
Люсьен кивнул охране. Брон и Харт, с широко распахнутыми глазами и трясущиеся, исчезли вместе с двумя другими.
Люсьен на мгновение задержался, между нами не было ничего, кроме воздуха и дождя. Он тихо бросил Рисанду:
— Ты покойник. Ты и весь твой проклятый Двор.
Потом он исчез. Я уставилась на пустое место, где он был, и ждала, ждала, ждала, не стирая это выражение со своего лица, пока теплый, сильный палец не прочертил линию по краю моего правого крыла.
Это было словно… словно дыхание, приласкавшее мое ухо.
Я вздрогнула, выгибаясь, и из меня вырвался вздох.
А затем Рис был уже передо мной, изучая мое лицо, крылья за моей спиной.
— Как?
— Изменение формы тела, — выдавила я, глядя на капли дождя, скользящие вниз по его загорелому лицу. И это отвлекло мои мысли достаточно, чтобы когти, крылья и струящаяся тьма растворились, и я осталась светлой и замерзшей в своем собственном теле.