Меня не заботило — ни капельки не заботило, что я, кто я, и где я; я полностью сдалась ему, раскрывая губы. Его язык ворвался в мой рот, словно показывая мне своими движениями, что именно он будет делать, если окажется между моих ног.
Его пальцы погрузились в меня и вышли, медленно и сильно, и все мое существо сузилось до ощущения их во мне, напряженности во мне, возрастающей с каждым глубоким проникновением, с каждым вторящим ему ударом его языка в моем рту.
— Ты не представляешь, насколько я… — Он замолчал на полуслове и снова застонал. — Фейра.
Звук моего имени на его губах стал последней каплей. Разрядка растеклась вниз вдоль моего позвоночника, и я вскрикнула, но его губы накрыли мои, словно он мог жадно поглотить этот звук. Его язык ласкал мое нёбо, пока я содрогалась на нем, тесно сжимаясь. Он снова выругался, тяжело дыша, его пальцы ласкали меня сквозь последние волны спазмов, пока я не замерла, обмякшая и дрожащая, в его руках.
Я не могла вдохнуть достаточно глубоко и часто, когда Рис вытянул пальцы, откидываясь назад, так, чтобы я могла встретиться с ним взглядом. Он прошептал:
— Я хотел сделать это тогда, когда почувствовал твою влажность во Дворе Кошмаров. Я хотел взять тебя прямо там на глазах у всех. Но больше всего я хотел сделать лишь это. — Он, удерживая мой взгляд, поднес пальцы ко рту и втянул в себя, пробуя их на вкус.
Пробуя меня на вкус.
Я собиралась съесть его живьем. Я скользнула рукой к его груди, чтобы опрокинуть его назад, но он перехватил мое запястье.
— Когда ты будешь вылизывать меня, — сказал он грубо, — я хочу быть наедине с тобой, далеко-далеко ото всех. Потому что, когда ты будешь вылизывать меня, Фейра, — сказал он, оставляя кусающие поцелуи на моем подбородке, шее, — я собираюсь позволить себя рычать так громко, что могу обрушить гору.
Я мгновенно вновь стала мокрой, и он рассмеялся себе под нос.
— А когда я буду вылизывать тебя, — сказал он, оборачивая руки вокруг меня и притягивая ближе к себе, — я хочу, чтобы ты растянулась на столе, словно мой личный пир.
Я захныкала.
— У меня было много, очень много времени, чтобы обдумать, как и где я хочу тебя, — сказал Рис, оставляя жар дыхания на моей шее, его пальцы скользнули под полоску моих штанов, но не двинулись дальше. Их дом на этот вечер. — У меня нет желания сделать это все за одну ночь. Или в комнате, где я даже не могу взять тебя у стены.
Я вздрогнула. Он оставался длинным и твердым напротив меня. Я должна была почувствовать его, должна была заполучить эту внушительную длину внутрь себя…
— Спи, — сказал он. С тем же успехом он мог бы приказать мне дышать под водой.
Но он вновь начал гладить мое тело — не возбуждая, но успокаивая — длинные, приятные движения по моему животу, бокам.
Сон настиг меня быстрее, чем я думала.
И может быть, это было из-за вина или последствие удовольствия, что он выжал из меня, но мне не приснилось ни одного кошмара.
Глава 49
Я проснулась, согретая, отдохнувшая и безмятежная.
В безопасности.
Солнечный свет проникал через грязное окно, высвечивая красным и золотым обнимающее меня крыло — укрывавшее меня так всю ночь, защищая от холода.
Руки Риса обвились вокруг меня, его дыхание было глубоким и ровным. И я знала, что для него также необычен, как и для меня, столь глубокий и мирный сон.
То, что мы сделали прошлой ночью…
Осторожно я повернула к нему лицо, и его руки слегка напряглись, словно подсознательно удерживая меня, чтобы я не исчезла вместе с утренним туманом.
Его глаза распахнулись, когда я опустила голову на сгиб его руки. Мы смотрели друг на друга, укрытые его крыльями.
И я вдруг поняла, что именно это мне хочется делать всю вечность.
Я тихо спросила:
— Почему ты тогда заключил эту сделку со мной? Зачем попросил проводить с тобой неделю каждого месяца?
Яркие фиолетовые глаза закрылись.
Я не смела подумать, какой ответ ожидала услышать, но уж точно не тот, что прозвучал:
— Потому что мне было необходимо разумное объяснение для Амаранты, потому что хотел разозлить Тамлина, и потому что я должен был сохранить тебе жизнь, но чтобы при этом это не выглядело милосердным.
— А…
Рот его напрягся.
— Ты ведь знаешь… ты знаешь, что нет ничего, чего бы я ни сделал ради своего народа, ради своей семьи.
И я была лишь пешкой в этой игре…
Его крылья сложились за спиной, и я заморгала от влажного воздуха.
— Хочешь помыться? — спросил он.
Я вся сжалась при воспоминании о грязной, смердящей уборной этажом ниже. Даже справить там нужду было отвратительно.