Выбрать главу

Рис подтвердил мои мысли тем вечером, когда я написала ему письмо и увидела, как оно исчезло. Очевидно, что он не был против, чтобы наши враги узнали, что сейчас он во Дворе Кошмаров. Если Хайберн попытается выследить его там… Что ж, удачи им.

Я написала Рису: «Как мне дать понять Азриэлю и Кассиану, что я не хочу, чтобы они оставались здесь для моей защиты? Я не против их компании, но мне не нужны стражники».

Он ответил: «Никак. Прочерти границу, если они будут стараться слишком сильно, но ты их друг и мой мейт. Это их инстинкт — защищать тебя. Так что даже если ты вышвырнешь их из дома, они просто усядутся на крышу».

Я нацарапала: «Вы, иллирийские мужики, просто невыносимы».

Рис только ответил: «Хорошо, что мы компенсируем это внушительным размахом крыла».

Даже учитывая то, что он был далеко от меня, моя кровь кипела, а пальцы на ногах подогнулись. Я едва могла держать ручку достаточно долго, чтобы писать.

«Я скучаю по этому впечатляющему «размаху крыла» в своей постели. Во мне».

«Разумеется, скучаешь», — ответил он.

Я зашипела и бегло написала ответ: «Нахал».

Я практически почувствовала его смех сквозь нашу связь — связь мейтов. Он написал в ответ: «Когда я вернусь, мы сходим в тот магазин на другом берегу Сидры, и там ты перемеряешь всё те чудесные кружевные вещички для меня».

Я засыпала, думая об этом, мечтая о том, чтобы моя рука принадлежала ему. Молясь, чтобы он поскорее закончил свои дела во Дворе Кошмаров и вернулся ко мне. Весна цвела на всех горах и холмах вокруг Велариса. Я хотела проплыть над жёлтыми и фиолетовыми цветами вместе с ним.

В полдень на следующий день Рис всё ещё отсутствовал, Амрен по-прежнему была поглощена книгой, Азриэль улетел патрулировать город и ближайшее побережье, а мы с Кассианом, из всех возможных занятий, только что закончили слушать исполнение одной древней, почитаемой фейской симфонии. Амфитеатр располагался на другом берегу Сидры и, несмотря на то, что он предложил долететь туда, я решила пройтись пешком. Даже если мои мускулы протестующе ныли после нашей беспощадной утренней тренировки.

Эта музыка была прелестной. Странной, но прелестной. Она была написана в те времена, как сказал Кассиан, когда люди ещё не ходили по земле. Ему она казалась беспорядочной и сбивающей с толку, но я нашла ее завораживающей.

Возвращаясь назад по одному из главных мостов, соединяющих берега реки, мы молчали. Мы завезли ещё немного крови для Амрен, которая поблагодарила нас и выставила вон, и теперь направлялись во Дворец Нитей и Драгоценных камней, где я хотела купить своим сёстрам подарки в благодарность за помощь. Кассиан пообещал отправить их со следующим же разведчиком, посланным доставить свежий отчёт. Я гадала, собирается ли он что-нибудь послать Несте, когда тот прибудет.

Я остановилась в центре мраморного моста, и Кассиан замер позади меня, пока я вглядывалась в сине-зелёную воду, лениво текущую мимо. Я чувствовала течение потока, бегущего далеко внизу, столкновение солёной и пресной воды, сливающейся друг с другом, качающиеся водоросли на покрытом ракушками дне, беготню маленьких и юрких существ на камнях и в иле. Мог ли Тарквин чувствовать такое? Спал ли он в своём островном дворце на берегу моря, плавая во сне вместе с рыбами?

Кассиан оперся локтями на широкую каменную балюстраду, его красные сифоны походили на ожившие озёра огня.

Я сказала, видимо потому, что была занудой, которая любила совать нос в чужие дела:

— Это очень важно для меня — то, что ты пообещал моей сестре в тот день.

Кассиан пожал плечами, что вызвало шелест его крыльев, и ответил:

— Я бы сделал это для каждого.

— Для неё это тоже много значит, — ответила я.

Его карие глаза слегка сузились. Но я продолжила спокойно наблюдать за рекой.

— Неста отличается от большинства людей, — объяснила я. — Она показывает себя жестокой и злой, но, мне кажется, это лишь способ отгородиться от остальных. Это щит, подобный тому, что есть и в разуме Риса.

— Для защиты от чего?

— От чувств. Мне кажется, Неста чувствует всё, что видит — и видит слишком много. И часто обжигается об это. Эта невидимая стена защищает её от потрясений, от чрезмерного беспокойства за всё подряд.

— Едва ли, она заботится о ком-то, кроме Элейн.