Об отношении Нифонта к новгородской «революции» 1136 г. красноречиво свидетельствует его отказ венчать Святослава Ольговича, а также запрет духовенству участвовать в его свадьбе: «В то же лѣто оженися Святославъ Олговиць в Новѣгородѣ, и вѣнцася съ своими попы y святого Николы; а владыка Нифонтъ его не вѣнца, ни попомъ, ии чернцмь не да на свадбу ити, глаголя: не достоить ти ея поняти»[141].
Вместе с князем были арестованы его жена, дети и теща. Летописец уточняет, что случилось это 28 мая. Для надежности к узникам приставили стражу из 30 вооруженных дружинников, которым вменялось в обязанность стеречь их «день и ночь»: «И всадиша и въ епископль дворъ с женою и с дѣтьми, и с тѣщею, мѣсяца майя в 28; и сторожѣ стрежаху въ день и нощь 30 муж съ оружиемъ»[142].
Около двух месяцев держали новгородцы Всеволода под стражей. Причину столь длительного заключения князя объясняет летописец. «И не пустиша его, донелѣ же инъ князь будет». Очевидно, судьба Всеволода зависела от успеха или неуспеха переговоров новгородцев со Святославом Ольговичем. Не исключено, что если бы черниговский претендент по какой-либо причине отказался от приглашения занять новгородский престол, Всеволод мог быть прощен и на этот раз. Очень уж не хотели новгородцы оставаться без князя. К тому же, как выяснится позже, в изгнании Всеволода были заинтересованы не все. Помимо высшего духовенства, его поддерживала и какая-то часть бояр. Всеобщего ликования по случаю прибытия в город Святослава Ольговича не последовало. Более того, на него было организовано покушение, правда неудачное. Как свидетельствует летописец, в Святослава стреляли милостники Всеволода, но он «живъ бысть».
Куда ушел Всеволод Мстиславич после изгнания из Новгорода, летопись не уточняет. Однако спустя некоторое время он вновь появился на севере Руси, во Пскове. Оказывается, его позвали сюда новгородские и псковские мужи, с тем чтобы еще раз посадить в Новгороде. «Поиди, княже, теке хотятъ опять», — якобы заявили ему приглашающие. Среди них был и Константин Микульниц, посадник новгородский, бежавший во Псков 7 марта 1137 г., а также несколько «инѣхь добрых муж».
Тем временем о приготовлениях Всеволода в соседнем Пскове стало известно в Новгороде. Там поднялся великий мятеж. Наружу выплеснулись страсти двух партий: про-Всеволодовой и про-Святославовой. Преимущество оказалось на стороне тех новгородцев, которые не хотели видеть в Новгороде Всеволода. Его сторонники вынуждены были бежать во Псков. К этим вельможным разборкам, вероятно, подключились и простые новгородцы. Они принялись грабить дворы сбежавших сторонников Всеволода. Летописец сообщает, что пострадали «домы» Константина, Нежатина и «инѣхъ много». С других сторонников Всеволода была взята контрибуция в полторы тысячи гривен, которые были переданы купцам на организацию военного похода против Пскова. Наказание понесли, как это постоянно случалось в подобных случаях, и невиновные: «досягоша и не виноватыхъ».
Новгород, таким образом, остался верным князю Святославу Ольговичу, а Псков крепко стоял за Всеволода Мстиславича. Такое положение, разумеется, никак не устраивало новгородцев, привыкших к тому, что Псков должен управляться из Новгорода. Решено было силой вывести Всеволода из Пскова. Под знамена Святослава Ольговича собрались, кроме новгородцев, дружина его брата Глеба, курский полк, а также половцы, традиционные союзники чернигово-сиверских князей. На псковичей это не произвело впечатления. Они отказались изгнать Всеволода и организовали круговую оборону города: «бяхуть ся устереглѣ, засѢклѢ осѣкы всѣ». Пришлось новгородцам и их союзникам несолоно хлебавши возвращаться назад. Предлог выглядел вполне благородно: новгородцы якобы не захотели проливать кровь своих братьев.
Не исключено, однако, что между новгородцами и псковичами, вероятно, какой-то их частью, состоялось тайное соглашение. На эту мысль наводит утверждение летописи, что обе стороны решили положиться в этом спорном деле на Бога: «Неглѣ Богъ како управит своимъ промысломъ»[143].
Исходя из того, что за этой многозначительной фразой следует сообщение о безвременной кончине Всеволода, трудно отрешиться от мысли, что «божьим промыслом» управляли люди. Надежда новгородцев на то, что смерть Всеволода прекратит их противостояние с псковичами, не сбылась. Псковским князем был провозглашен брат Всеволода Святополк. Не наступил мир и в самом городе. Святослав Ольгович не завоевал всеобщего к себе расположения новгородцев и спустя год и девять месяцев также был изгнан из города. Стабилизация политической ситуации на севере Руси наступит лишь с утверждением на киевском столе в 1139 г. Всеволода Ольговича, но это уже другая история.