Мария Григорьевна волновалась зря. 17 февраля на Земском соборе ее супруг был единодушно назван новым царем. Для него это вряд ли было неожиданностью, но соглашаться сразу со столь почетным предложением он не стал. Борису хотелось еще раз убедиться в том, что все русские люди готовы ему служить.
Несколько дней москвичи толпами приходили к Новодевичьему монастырю и умоляли избранного монарха сесть на царский престол. Только 21 февраля после грандиозного крестного хода и умоления иконой Владимирской Богоматери, главной российской святыней, Б. Ф. Годунов согласился принять царство.
Мария Григорьевна с детьми в это время, скорее всего, жила в Больших Вяземах. Получив из Москвы радостные вести, она стала готовиться стать царицей. Ей вместе с мужем и детьми предстояло появиться перед всем народом.
Срочно на рынки были отправлены доверенные лица за лучшими тканями, украшениями, драгоценностями и мехами. Ведь всей семье следовало предстать в подлинно царских одеждах. Девушки-мастерицы тут же были посажены за работу. Времени было очень мало.
Первый торжественный въезд нового государя в Москву состоялся 25 февраля, в последний день Масленицы. Потом начинался Великий пост, и какие-либо празднества устраивать не полагалось.
Борис в парадном царском облачении, но без короны ехал верхом на коне, Федор тоже был на коне и следовал за ним. Мария Григорьевна с Ксенией ехали в красивой карете. На всем протяжении от Новодевичьего монастыря до стен Кремля их приветствовали толпы народа. Около крепостных стен их встретили именитые горожане с подарками. Борис Федорович спешился, но принял только хлеб-соль, от всего другого вежливо отказался. В воротах Кремля стоял патриарх Иов с духовенством и боярами. Они также с почтением поприветствовали новых государей. Затем все пешком отправились в главные кремлевские храмы. В Успенском соборе Иов вновь благословил Бориса на царство и вручил ему животворящий крест. В Архангельском соборе все почтили могилы прежних царей. Федор и Ксения всюду сопровождали отца. Те, кто видел их, с восхищением говорили, что они похожи на ангелов.
Действительно, дети Марии Григорьевны были очень красивы: темноволосые, белокожие, с большими карими глазами и правильными чертами лица. Ни чопорности, ни надменности не было в их облике, только спокойствие и благожелательность ко всем. Вполне вероятно, что они еще не осознавали, что удостоены очень великой чести — быть первыми в России избранными царевичем и царевной. А Мария Григорьевна стала первой выборной царицей. Она-то очень хорошо осознавала, насколько высоко вознесла ее судьба, и очень волновалась.
Борису Годунову было уже 46 лет, и, по понятиям того времени, он считался в солидном возрасте. Чтобы показать всем, что с преемственностью его власти проблем не будет, он повелел в крестоцеловальной записи упомянуть и его жену, и детей. Отныне в церквах многолетие стали петь не одному государю, а всем членам его семьи. Был составлен текст особой молитвы, которую подданные должны были произносить даже дома: «Чтобы Всевышний даровал царю Борису Федоровичу, жене и детям его многие лета и здравие».
С того времени Мария Григорьевна стала не просто боярской женой, а публичным человеком, вторым лицом в государстве, обладающим большой властью. Ее прежняя, более чем скромная жизнь в Белой осталась в далеком прошлом.
Окончательно семья нового царя переехала в Кремль только 1 апреля. К этому времени для всех отделали новые хоромы. Неизменными остались только приемные палаты и хозяйственные постройки. Отдельные терема были не только у самого царя, но и у Марии Григорьевны, царевича Федора и царевны Ксении. У всех теперь было собственное окружение, состоящее не только из слуг и прислужниц, но и из представителей знати. В свиту царицы вошли жены и вдовы бояр и князей. Некоторые даже начали местничать друг с другом, чтобы занять должность повыше, например княгини Лыкова и Пожарская.
У Марии Григорьевны появилось сразу много обязанностей. В ее ведении оказались швеи, вышивальщицы, ткачихи, которые изготавливали не только царскую одежду для всех членов семьи, но и великолепные шубы из ценного меха, которыми, по обычаю, царь одаривал своих приближенных за особые заслуги, парадную одежду для придворных, в которой они появлялись на приемах и во время пиров, роскошные наряды, которые получали в подарок послы из Крыма и Ногайской орды. В свободное время они изготавливали постельное белье, полотенца и скатерти на продажу. Царице следовало вести учет пряже, ниткам, тканям, всевозможным украшениям и т. д. Еще она должна была наблюдать за огородным и садоводческим хозяйством: указывать, какие плодовые деревья сажать, какие овощи выращивать, а после сбора урожая позаботиться о его сохранности и переработке. Приготовление пиши также находилось под наблюдением государыни.
Конечно, со всеми обязанностями справиться без помощников было невозможно. Поэтому Мария Григорьевна окружила себя верными прислужницами из числа дальних родственниц.
Когда торжества по случаю восшествия на престол нового государя закончились (Борис венчался на царство только в начале сентября), перед родителями встал вопрос о замужестве царевны Ксении, которой шел уже шестнадцатый год. Родниться с русской знатью они не захотели и стали подыскивать подходящего жениха среди родственников европейских королей. После совета с дьяками Посольского приказа было решено, что наиболее подходящей кандидатурой является шведский королевич Густав, изгнанный дядей Карлом IX из страны. Ему, правда, было уже за 40, но царя Бориса это не смущало. Он планировал с помощью Густава отвоевать Ливонию и сделать его правителем всей Прибалтики.
Бесспорно, Мария Григорьевна желала не такого жениха для своей красавицы дочери, но с мужем она никогда не спорила. В итоге уже в 1599 году шведский королевич прибыл в Москву. Там для него был построен красивый дом, при котором были и конюшни с превосходными конями, и погреба, полные снеди и всяких напитков. К Густаву приставили множество слуг и выделили большую сумму на содержание, поскольку собственных средств у него не было.
Однако вскоре выяснилось, что дорогой гость вовсе не намерен жениться на царской дочери. Он пригласил из Германии свою любовницу и стал жить с ней, как с женой, хотя на родине у нее был законный супруг. Это породило при дворе множество слухов и насмешек над Ксенией.
Узнав о насмешках, царь Борис возмутился — ведь подданным не полагалось говорить непригожие слова о царствующих особах. По совету жены он решил внедрить в русское общество систему доносов. Отныне любой человек получал большую награду за то, что сообщал о злом умысле кого-либо против царя или членов его семьи. Причем никаких доказательств не требовалось. Этим стали активно пользоваться бесчестные люди, чтобы оговорить своих недругов и обогатиться. Началось массовое падение нравов. Но правительство это замечать не хотело, поскольку мнительность и подозрительность царствующей четы не знали границ. Мария Григорьевна оказалась очень похожей на своего отна Малюту Скуратова, рьяного исполнителя всех приказаний и прихотей скорого на расправу Ивана Грозного.
Особенно опасными соперницами казались царю молодые и дружные братья Романовы, состоявшие в близком кровном родстве с царем Федором Ивановичем. Они были связаны родственными узами почти со всей высшей знатью: Ф. И. Мстиславский по матери приходился им двоюродным братом, Шереметевы и Колычевы были из одного с ними рода, бабка И. М. Воротынского была их родственницей, князья Черкасский, Троекуров, Сицкий были женаты на сестрах Романовых, а одна из них даже стала женой И. И. Годунова, сына Ивана Васильевича.