Пересудам не было конца, кто-то осуждал Анну, кто-то завидовал ей, а она чувствовала себя в море всеобщего внимания как рыба в воде и с каждым днем становилась все более заносчивой и надменной. Она не снимала золотой браслет — подарок короля, — на котором были выгравированы два переплетенных сердца, и еще лук и стрела Купидона. Анна беспрестанно взмахивала рукой с браслетом, чтобы все кругом могли увидеть этот дар любви. Когда ее спрашивали о нем, она отмалчивалась, самодовольно усмехалась, сверкала своими беспокойными черными глазами, а потом задирала нос и с таинственным видом удалялась.
Хотя все разговоры велись тогда об Анне, я по-прежнему думала только о себе и лелеяла свои собственные душевные раны. А раны эти болели! Ведь я потеряла Уилла… Потеря эта оказалась слишком тяжела, потому что я убедила себя в том, что теперь, после разрыва нашей помолвки, у меня нет будущего. Я чувствовала себя униженной и опозоренной и обвиняла в этом своего отца. Из-за его греховных и необузданных страстей позор пал на всю нашу семью, оставив меня без надежд и чаяний.
Честно говоря, я никогда не любила своего отца, потому что он был резок и скор на расправу даже со своими родными детьми. Теперь же я его возненавидела так сильно, как никогда и никого в своей жизни. Мне было противно находиться с ним в одной комнате, видеть его — должна признать, был он мужчиной видным, хотя и грубоватым на лицо и манеры, — слышать его громкий пронзительный голос, проходить мимо него, случайно касаться его. Особенно меня раздражала его манера громко и бесцеремонно смеяться, откидывая крупную голову и встряхивая поседевшей копной волос. Буквально все в отце злило меня безмерно и заставляло — прости меня, Господи! — желать ему смерти.
У меня были на то причины. Похоть моего отца стала препятствием моему браку с любимым человеком и исковеркала жизнь Неда и его детей. Его ложь и предательство разрушило репутацию по крайней мере двух женщин, не говоря уже про служанку, и у меня были все основания считать, что его жертв гораздо больше. Я верила в невиновность Кэт и пребывала в уверенности, что сестра Уилла также вступила в связь с моим отцом не по своей воле.
Единственным утешением служило мне то, что отец мой постоянно мучился подагрой, и ему делалось все хуже и хуже. Во время приступов крики боли и жалобы становились громче с каждым разом.
— От подагры можно умереть? — спросила я нашего врача.
Доктор замешкался с ответом и наконец признался:
— Никогда не слышал, чтобы от подагры умирали, но чем черт не шутит…
Такой ответ, да еще с упоминанием черта, меня не удовлетворил. Оставалось лишь рассчитывать на то, что болезнь заберет все силы родителя и у него их просто не останется на преследование других женщин.
Когда моя мать прибыла ко двору (а делала она это крайне редко), я не могла заставить себя посмотреть ей в глаза. Что знала она о деяниях своего мужа, о чем подозревала? Конечно же, он лгал ей, как и Неду, а она ему верила, потому что хотела верить. Я знала, что Кэт матери нравилась, а уж в обоих внуках она души не чаяла. «Наверняка мама скучает по ним», — думала я, но она старалась вообще не заводить о них разговор.
Мои юные племянники были тайно перевезены в Кройдон[29], где их поселили в доме Томаса Тирингэма, давнего друга и верного слуги нашего короля. Я устроила так, чтобы дети оставались там инкогнито. Слугам Тирингэма сказали, что мальчики стали сиротами после болезни и смерти их матери-судомойки с королевской кухни и о них, якобы, пожелал позаботиться сам король.
Я наняла няньку и двух служанок, которые ухаживали за братьями, а сама старалась навещать их так часто, как только позволяли мне мои обязанности при дворе королевы. Генри едва исполнилось три года, а Джону — два, и они, конечно, мало что понимали, но отчаянно скучали по матери. Как сказала мне их нянька, каждую ночь они плакали и звали маму. Я не могла заменить ее детям, но они всегда встречали меня улыбкой и радовались моим подаркам. Проводя время с мальчиками, я старалась обнять их покрепче, рассказывала им, как сильно я их люблю, — словом, пыталась подарить им немного ласки.
Каждый день я спрашивала себя: какая участь их ждет? Что будет, когда им скажут правду о том, кто они на самом деле? Когда это случится? Как они это воспримут? Ответов на эти вопросы у меня не было. Их судьба была чем-то сходной с моей. Сейчас они просто плыли по течению и не знали, что ждет их за поворотом реки, именуемой «жизнь». Отец от них отрекся, от матери их забрали, никто из семьи не пришел к ним на помощь, и у них не было никого, кроме меня. Я поклялась, что не оставлю мальчиков своим попечением, чего бы мне это ни стоило, и не открою до времени враждебному миру, кто они и где находятся.
29
Кройдон — в описываемое время город к югу от Лондона в графстве Суррей. Сейчас — район Лондона.