Я ушла спать последней, и мне приснился сон, непохожий на все предыдущие. В нем я была мужчиной, не знаю, кем он был, хотя я чувствовала его ярость и отчаяние. Был ли это Дурьодхана? Нет. Я ползла на животе в ночи по равнине, и найдя разорванное тело, оплакивала его. Я была принцем Кауравой, и мой царь, еще живой, бился в агонии. Как несправедливо его повергли в это жалкое состояние! Я пообещал ему отомстить (эти слова были так привычны моему языку) и отполз в тень деревьев, чтобы обдумать план мести. У меня не было ни армии, ни колесницы, ни лошади, ни отца, который мог бы направить меня (да, они жестоко расправились с ним). Два моих товарища, такие же израненные, изнуренные, спали рядом со мной, но отчаяние не давало мне покоя. Я долго смотрел на сплетение ветвей над моей головой, где находилось гнездо со спящими воронятами. Я видел, как из ночи появился филин. (Где же я могла видеть его раньше?)
Он спланировал вниз так же тихо, как смерть, которую принес. Он убил всех воронят во сне, затем исчез в тумане.
Теперь я знал, что должен делать. Я разбудил своих спутников, когда они увидели мое лицо, они подумали, что я сошел с ума.
— Успокойся, Ашватхама, — умоляли они.
Но я не мог успокоиться и рассказал им о своем плане. Заметив ужас в их глазах, я понял, что план хорош. Они пытались спорить со мной, но я напомнил об их клятве, данной нашему царю. Когда я выдвинулся в путь, они последовали за мной, и я знал, что они подчинятся.
Крича и молотя руками, я проснулась в шатре женщин. Не сумев успокоить меня, мои слуги побежали за другими царицами. Кунти объявила, что я одержима нечистым духом, и приказала принести красный перец чили, который она сожгла на огне, заставив всех нас кашлять. Субхадра сбрызнула водой мое лицо и запела молитву. Уттара смотрела с порога, обхватив руками живот, с беспокойством на лице. Я протолкнулась через них всех, не заботясь о том, что была еще в сари для сна, и стала звать колесницу и стражу.
Ночной туман рассеялся. Я слишком долго блуждала в лабиринтах сна.
Когда мы достигли его, лагерь Пандавов горел. Несколько слуг бегали там и здесь, плача, пытаясь вытащить тела. Наша стража потушила пожар и помогла собрать мертвых. Они привели ко мне человека. Он упал к моим ногам, нечленораздельно бормоча что-то от страха. Сквозь сажу и синяки я узнала его: это был возничий Дхри. Дхри признался мне когда-то, что доверяет ему свою жизнь. Он сумел сохранить моего брата в безопасности во время бойни на Курукшетре.
Он рассказал мне, что Ашватхама прокрался в лагерь и одолел моего спящего брата. Когда Дхри умолял его дать ему шанс умереть в бою, он рассмеялся смехом одержимого и начал душить его.
Задыхаясь, мой брат умолял:
— По крайней мере, убей меня оружием и позволь мне принять достойный воина конец!
Ашватхама отвечал:
— Какой еще конец больше подойдет человеку, который убил своего учителя, когда тот опустил свое оружие? Я прослежу, чтобы ты умер таким способом, который обеспечит тебе дорогу в ад.
Он пинал моего бесчувственного брата, пока тот не умер.
— Он был сильным и кровожадным, как ракшаса, — плакал человек. — И, подобно им, он набросился ночью без предупреждения. К тому времени, как мы поняли, что он в лагере, он уже успел убить твоего брата Сикханди и всех пятерых твоих детей. Если бы только он убил и меня тоже…
Мои уши отказывались слушать дальше, или, может, это мой разум помутился. Я прошла туда, где они сложили тела. Лицо Дхри было таким распухшим и все покрыто синяками, что я не сразу узнала его. Я села и положила его голову себе на колени. Я попросила стражу поместить моих мертвых детей вокруг меня и принести Сикханди. Его длинные волосы были вырваны. Я провела рукой по его израненной коже, онемев от горя настолько, что не могла даже заплакать. Окровавленные уста моих сыновей были открыты, словно они все еще кричали.
Часть меня кричала тоже, но не издавая ни единого звука. Почему это случилось со мной теперь, после всех моих страданий, когда я уже думала, что мои беды наконец закончились? Но в глубине души я понимала: та, которая посеяла месть, должна теперь пожинать ее кровавые плоды. Разве ты не приложила руку к превращению Ашватхамы в монстра, каким он стал сегодня? Но в то же время я отказывалась верить в то, что видела, чего касалась. Я ждала, что все исчезнет — так, как исчезают обрывки сновидений по утрам. Когда же этого не произошло, мой разум отделился от тела и улетел. Я снова была девочкой в Кампилии, за занавеской шепотом подсказывая Дхри слова из его уроков, которые он не мог вспомнить. Позже, на нашей уединенной террасе, я заслушиваюсь его словами, когда он объясняет мне правила справедливой войны. Я смотрю, как Сикханди идет ко мне по мраморному полу моей комнаты; я слушаю, как он рассказывает мне о страданиях в своей прошлой жизни, когда он был Амбой. У наших ворот я держу его мозолистые руки и умоляю не покидать нас. Повзрослев, я бегу за моими детьми в садах Дворца иллюзий, браня их за какие-то детские шалости, а они уворачиваются, смеясь. Один из них срывает цветок апараджиты и прикалывает его мне к волосам. Я ловлю его на руки. Я никогда и ни за что не отпущу ни одного из них.