И вот мы подошли к телу Карны. Я отвернула лицо, потому что мне казалось, мое сердце разорвется. Мне невыносимо было думать, что некому оплакать его славную и несчастную судьбу воина. Все его друзья были мертвы, Кунти не признавала своего родства с ним, а я не могла показать своего горя. Мои мужья спокойно заметили, что он улыбается.
— Почему, — спросил Накула, — от его тела нет трупного запаха, как от других?
Арджуна с великодушием рассказал о его доблести, потому что легко хвалить тех, кого ненавидел, когда они уже убиты. Тогда Юдхиштхира сказал:
— Интересно, кто же все-таки были его родители, и знают ли они о его смерти?
Я не смогла этого вынести. Я упала на колени и сказала:
— Мужья, вы должны кремировать всех воинов, честно погибших в Курукшетре. Вы должны налить масла в огонь для них всех, и положить туда рис и воду, чтобы их души обрели покой.
Юдхиштхира сразу согласился, но когда он позвал людей, чтобы распорядиться об этом, мы услышали голос позади нас.
— Нет, — воскликнул голос. — Вы не имеете права трогать моих сыновей, которых истребили вы вместе с вашими верными друзьями. Я не позволю вам молиться за них, чтобы облегчить кару, которая ожидает вас на этом и том свете. Я сам позабочусь о своих мертвых.
Это был Дхритараштра. До этого дня он был стройным и высоким, несмотря на свою слепоту. Но за эту ночь он постарел — спина сгорбилась, голова поседела, на лоб легли скорбные морщины. А Гандхари, которая вела его под руку, казалась выше, чем была. Гнев на ее лице, таком же белом, как повязка, закрывающая ее глаза, напугал меня больше, чем слова ее мужа. Годы молитвы и воздержания дали ей великую силу. Вдруг она направит ее против моих мужей? Я схватила Юдхиштхиру за руку, чтобы предупредить его — но было уже поздно.
Все знают, что случилось дальше. Старый царь, с благословениями на губах и с затаенной местью в сердце, притворился, что принимает извинения Юдхиштхиры и его обещание стать для него сыном. Он простер свои руки, будто бы для примирительного объятия, и первым подозвал к себе Бхиму, убившего всех его сыновей. Но Кришна снова нас спас. Он удержал Бхиму и сделал жест слугам, велев им принести железную статую, на которой Дурьодхана так часто вымещал свою ненависть. Дхритараштра так стиснул ее руками, что она развалилась на части. А потом он искренне заплакал от сожаления — потому что в его сердце, переполненном гневом и завистью, все еще оставались родственные чувства к детям своего брата.
Увидев это, Кришна рассказал о своей уловке и напомнил царю, что Пандавы были невольно втянуты в войну его собственным сыном.
— Самое меньшее, что ты можешь сделать для них, несправедливо пострадавших от рук Дурьодханы, — сказал он, — это искренне их простить и дать им свое благословение, чтобы их сердца обрели мир.
Дхритараштра послушался Кришну, но что-то в нем дрогнуло, когда он неохотно прикоснулся к головам моих мужей кончиками своих пальцев. Может быть, сознание того, что до самой смерти ему придется есть хлеб Пандавов, оказалось слишком тяжелым для него. С этого дня он почти ничего не говорил и отказался от всякой царской роскоши. Он ел только один раз в день и спал на голом полу, и хотя Юдхиштхира много раз обращался к нему с просьбой занять свой царский престол в Хастинапуре, он никогда больше не переступал порога сабхи, чтобы взойти на трон, которого он когда-то так желал.
А Гандхари? Она была мудрее своего мужа. Она знала, что ее сыновья сами привели себя к гибели. Но никакая мудрость не облегчит материнского горя. Когда Юдхиштхира упал к ее ногам, ее ярость появилась в виде огня, дочерна опалившего ему ногти. И когда Кришна увел его, она излила всю эту ярость на него.
— Ты руководил теми, кто убил моих сыновей. Поэтому настанет день, когда весь ваш род погибнет по собственной вине. В этот день ваши женщины будут рыдать, как сейчас рыдают женщины Хастинапура. Тогда ты поймешь, что я чувствовала сегодня.
Я потрясенно посмотрела на нее, но Кришна сказал со своим обычным хладнокровием:
— Все имеет свой конец. Почему дом Ядуса должен быть исключением? — Тут голос Кришны стал суровым. — Но скажи, разве ты не в ответе за эту войну? Кто все позволял Дурьодхане, когда он был мальчиком, вместо того, чтоб наказать его, когда он делал гадости своим двоюродным братьям? Кто не согласился изгнать Сакуни из дворца — потому что он был твоим братом, — хотя он оказывал на Дурьодхану дурное влияние?