— Если Кичака снова прикоснется ко мне, я приму яд!
Бхима притянул мои ладони к своему лицу. Я чувствовала его слезы на своих мозолях. Он сказал:
— Какой толк мне от этого царства без тебя? Я обещаю тебе, что завтра убью Кичаку, даже если меня разоблачат.
Но теперь, когда я была уверена, что справлюсь, я обрела ледяное спокойствие. Вместе мы разработали план, с помощью которого мы должны были уничтожить Кичаку, не предавая моих мужей.
А потом?
Потом время помчалось, подобно лавине, сметая все вокруг. В темноте танцевального зала, куда я заманила Кичаку следующей ночью, его избили до смерти. Когда на следующее утро нашли его растерзанное тело, молва об этом убийстве разлетелась, как пожар. Это было колдовство гандхарвов! Что еще могло уничтожить самого выдающегося воина Бхарата? Плачущая Судешна приказала бы сжечь меня как ведьму, но она слишком боялась моих призрачных мужей. Вместо этого она запретила мне выходить из моих комнат, что было мне весьма на руку.
Но молва дошла до двора Кауравов. Дурьодхана сразу же заподозрил, что Кичаку убил Бхима. (Его однажды взяли в плен гандхарвы, и потому он знал, что они действуют иначе.) Карна предложил атаковать царство Вираты с севера и с юга. Он знал, что если Пандавы там, то они будут обязаны помочь хозяину, который их принял. Если нет, то Кауравы получат богатое царство без особых усилий.
О битвах, которые произошли тогда, народные певцы, которые любят петь о битвах, достаточно сложили песен, поэтому я о них промолчу. Достаточно сказать, что четверо Пандавов (по-прежнему замаскированных) сопровождали Вирату и обратили в бегство армию Кауравов на юге, пока Арджуна вел колесницу сына Вираты на север. Когда юный принц Уттар запаниковал, Арджуна (который все еще носил сари) довел Кауравов до бессознательного состояния с помощью астры Саммохана. Придя в себя, Дурьодхана объявил, что Пандавы разоблачены и должны вернуться в лес. Но Юдхиштхира отправил ему звездные карты, чтобы доказать, что тринадцать лет нашей ссылки закончились прямо в день битвы. И так начались приготовления к еще большей битве.
Но вот то, что я помню яснее всего: когда царь Вирата понял, кто мы такие, он упал к нашим ногам, умоляя нас о прощении за его неучтивое поведение по отношению к нам, и повелел Судешне сделать то же самое. Он посадил нас на свой трон и преклонил колени на помосте, сложив ладони. Угрюмая Судешна встала на колени рядом с ним. Она не смотрела мне в глаза. Она не могла простить мне то, что я послужила причиной смерти ее брата. Но более расчетливый Вирата предложил принцессу Уттару Арджуне в жены. Мой муж, который много раз был женат, сразу же принял правильное решение (поскольку я толкнула его локтем в ребра): он попросил, чтобы вместо этого принцесса стала женой его сына Абхиманью.
На свадьбе мы снова сидели на троне Вираты. Я была одета в золотые одежды, и мои капризные локоны, прекрасные, как лава — и такие же опасные, струились по спине. Мужчины шептали друг другу, что моя темная кожа подобна грозовым тучам. Я принимала это как комплимент. Вокруг нас сидели друзья и родственники, которые приехали, чтобы отпраздновать окончание нашей ссылки (хотя об этом еще никто не говорил) и чтобы предложить свою поддержку в предстоящей войне. На свадьбе присутствовал Дхри, мой отец и пятеро моих сыновей. Мое сердце сжималось, когда я разглядывала их лица, пытаясь соотнести имена с чертами лиц. Но они улыбались мне застенчиво и без ненависти. Возможно, теперь, когда они выросли, они лучше понимали наши беды и простили мне решения, которые я приняла с таким трудом.
Абхиманью в своем свадебном наряде был так прекрасен и благороден. Судя по его смущенному взгляду, прелестная и бойкая Уттара уже очаровала его. Я подумала, что они хорошо подходят друг другу. Скоро мы найдем таких же хороших невест и для моих сыновей. Жрецы звенели колокольчиками и пели мантры. Судешна предложила мне охлажденный гранатовый сок в золотом кубке, поскольку я много раз то же самое делала для нее. А Кришна? В тот день, несколько ранее, встретив его после долгой разлуки, я плакала, а он вытирал мои слезы — а потом свои. Теперь он сидел рядом со мной так близко, что я чувствовала его дыхание у себя на шее. Время от времени, пока мы слушали монотонное пение жрецов, он шептал шутливые замечания, доводя меня до смеха.
Почему этот момент так много значил для меня? Не потому ли, что моя честь была восстановлена? Или потому что на глазах у всех мне оказывали уважение, которого я была лишена в течение всех этих долгих месяцев? Теперь я знала, что скоро буду отмщена за унижение, которое я потерпела от Кауравов. Признаюсь, мне всегда были по нраву такие вещи. Но здесь было нечто большее: это была последняя вспышка света во тьме, сгущавшейся вокруг нас, последний раз, когда я была абсолютно счастливой.