Когда я смотрела на Гхатоткачу, я не могла не вспомнить Хидимби. Даже после того, как я начала считаться с другими женами моих мужей, она никогда мне особенно не нравилась. Это была женщина с крутым нравом, которая жила своим умом, не обращая внимания на то, что могут подумать другие люди. Возможно, я ей завидовала из-за этого. Она встретила Бхиму в лесу, когда беспомощные Пандавы сбежали из дома ста тысяч рупий, и стала его женой против воли своего племени. Потом вскоре, когда Пандавы отправились в Кампилию, где Арджуна хотел принять участие в моей сваямваре, она решила остаться со своим народом. Неожиданная новость, что Бхима тоже на мне женился, должно быть, потрясла ее, но она спокойно приняла это. Если она и чувствовала, что ее предали, никто об этом не знал. Она посвятила жизнь заботе о своих подданных, управляя ими строго, но справедливо, и воспитанию своего сына. После того как мы получили свое собственное царство и построили свой дворец, Бхима пригласил ее жить с нами в Индрапрастхе, но она вежливо отвергла его предложение. Единственный раз, когда я встретила ее на празднике по случаю раджасуи, она разговаривала со мной вежливо, но очень холодно. Меня раздражало то, что она, хоть и была из бедного лесного племени, но при этом она казалась такой совершенной и равнодушной ко всему, что у меня было.
Перед войной, когда Бхима попросил Хидимби о помощи, я думала, что она откажется под каким-то предлогом или вышлет несколько жалких отрядов. У нее были на это все права. Бхима даже особенно и не пытался поддерживать с ней отношения, не то что Арджуна, который регулярно навещал других своих жен. (Бхима, с другой стороны, видел Гхатоткачу всего один раз за все эти годы.) Более того, ракшасы обычно держались в стороне от конфликтов городских неженок, как они называли нас. Но Хидимби удивила всех нас, отправив к нам своего единственного сына, своего дорогого друга, чтобы он сражался бок о бок со своим отцом. Она была не из тех, кто рыдает, когда уходит сын. Я представила себе, что потом она все же горько заплачет. Сожалела ли она в глубине своего материнского сердца о своем великодушии? Впервые в жизни я была восхищена ею и готова была склонить голову в знак уважения перед ее жертвой.
В нашей жизни наступила нелегкая пора. Нам, женщинам — так же, как и мужчинам — предстояло столкнуться с испытаниями, которые мы не могли себе представить. Мои мелкие обиды на Субхадру и Хидимби и враждебность, которую я питала по отношению к Кунти, больше не имели значения. То, что мы собой представляли как отдельные люди, отошло на второй план. Гораздо большее значение для нас имело то, что дорогие нам люди должны были подвергнуться опасности и воевать бок о бок на поле битвы. С этого момента мы были едины в нашем нетерпении, в наших колебаниях между гордостью и беспокойством, в наших молитвах за их безопасность.
Мое первое впечатление от Курукшетры было смутным и неопределенным, потому что солнце садилось как раз тогда, когда мы достигли вершины холма. На самом деле, то, что я сначала приняла за поле битвы, в действительности было озером Самантапанчака, у которого стояли палатки для женщин. В вечернем свете вода была похожа на кровь. Я убеждала себя, что это ничего не значит. Любое озеро могло бы показаться таким в солнечном свете. Но чувство беспокойства не покидало меня.
Задолго до того, как я увидела армию, на мои уши обрушилась какофония криков животных. Ржание лошадей и трубные звуки слонов создавали шум, даже когда животные отдыхали. Каким же оглушающим шум будет завтра в пылу битвы, когда к их воплям присоединятся боевые кличи, когда воины будут дуть в боевые раковины и выпускать астры!
Батальоны Пандавов заняли западную часть поля битвы. Они стояли лицом на восток — хороший знак, сказал Юдхиштхира. (Но не будет ли солдатам трудно начать битву, если солнце будет светить им в глаза?) Когда я посмотрела на это войско, меня испугали его размеры. Я знала, сколько их, но видеть их — это совсем другое. Палаток было так много, что их невозможно было охватить взглядом и бессмысленно было даже пытаться их сосчитать. Вокруг сновали крошечные фигурки, занятые самыми последними приготовлениями. Я не верила, что так много людей собралось, чтобы помочь нам!
И все же я не могла позволить себе ликовать. Я знала, что за нашими палатками, за туманами, что окутывали безлюдную землю, стояла армия Кауравов. Она была гораздо больше — одиннадцать акшаухини по сравнению с нашими семью — и вел их Бхишма, самый опытный воин наших времен, а его главным помощником был Дрона. Но опасными их делала не столько их отвага в бою, сколько любовь, которую к ним питали мои мужья. Эта любовь будет отклонять астры Пандавов и заставит их руки дрожать, когда они направят удары на своего деда, который спас их в детстве; на учителя, без которого они бы не смогли владеть этим оружием.