Но я забыла, как боги коварны. Как они дают тебе одной рукой то, что ты хочешь, другой они забирают нечто гораздо более ценное. Да, слава придет к обоим юношам, и певцы будут воспевать их подвиги чаще, чем подвиги их отцов. Но слушатели этих песен будут отворачиваться, чтобы спрятать свои слезы.
Мои мужья обсуждали военные вопросы. Должен ли Дхри расположить солдат плотными рядами или длинной вереницей завтра утром? Каких царей поставить во главе войска? Кто должен быть в арьергарде? Абхиманью умолял, чтобы ему позволили вести первую атаку, но его дяди чувствовали, что он был еще недостаточно опытен. Уттара слушала, как они спорили, и ее лихорадочно горевшие глаза наполнялись удивлением и ужасом. Она переводила взгляд с одного лица на другое, сжимая руками свой слегка выпирающий живот. Неужели и я была так молода когда-то? Я думала об этом, пока шла к краю холма, где рос лесок.
И неожиданно передо мной оказался Вьяса, который предсказал всё, что привело нас сюда в этот день. Его глаза сверкали в темноте, и священная нить, которая лежала у него поперёк живота, сияла, будто высеченная изо льда. Он выглядел ничуть не старше, чем в тот день, когда я встретила его в баньяновой аллее.
У меня резко похолодело в груди. Почему он пришел? Я не хотела слышать очередное мрачное предсказание в самом начале нашего великого смелого предприятия. Но я спрятала свою тревогу за словами формальной вежливости.
— Это так восхитительно — хоть и неожиданно — встретить тебя здесь, почтенный мудрец. Я рада, что ты выглядишь так хорошо!
— Жаль, что годы не были столь же добры к дочери Друпада, — ответил он, ухмыляясь сквозь густую бороду, будто бы зная, как неловко я себя чувствовала в его присутствии. — Возможно, вместо пудры от комаров, я должен был подарить тебе омолаживающие мази!
Легко тебе шутить, подумала я в гневе. Ты бы по-другому себя вел, если бы те, кого ты любишь, балансировали на острие ножа.
— Правда, по-другому? — сказал он, пугая меня. — Позволь мне поведать тебе, где я был до этого: я навестил своего старшего сына, который сейчас в некотором расстройстве.
— Слепой царь? Он твой сын? — изумленно переспросила я. — Но я думала, он сын брата Бхишмы…
— Это долгая история, — сказал Вьяса, — и некоторые ее эпизоды не очень льстят моему эго. Я ее как-нибудь тебе расскажу. А сейчас позволь мне всего лишь упомянуть имя моего второго сына. Это был… Панду.
Я уставилась на него, ошеломленная, устыдившись того, как поспешно я судила о нем. Его внуки противостояли друг другу в этой борьбе не на жизнь, а на смерть! Кто бы ни выиграл в этой войне, Вьясе предстояли большие потери.
— Как ты можешь быть таким спокойным? — прошептала я.
Вьяса улыбнулся.
— Жизнь, которую ты проживаешь сейчас, — всего лишь пузырь в космическом потоке, сформированный кармой других жизней. Тот, кто является твоим мужем в этой жизни, возможно, был твоим врагом в прошлой жизни, и тот, кого ты ненавидишь, мог быть твоим возлюбленным. Зачем тогда плакать о ком-либо из них?
Его слова не удивляли меня. Мудрецы, которые посещали нас в изгнании, говорили то же самое в своих попытках заставить меня смириться с судьбой. Я верила им, но они не могли меня убедить. Этот мир вокруг меня с его красотами и ужасами слишком крепко держал меня. Я хотела получить в нем свое место по праву. Возможно, у меня были другие жизни, но я хотела получить удовлетворение от мести в этой жизни.
— Эта война пройдет так, как должна пройти — так, как я уже написал в своей книге, — продолжил Вьяса. — Почему я должен скорбеть об этом больше, чем если бы я смотрел спектакль?
Увидев упрямство в моих глазах, он сделал паузу.
— Но я пришел сюда не для того, чтобы философствовать. Я хочу предложить тебе дар — тот же, что я предложил слепому царю: особое зрение, которое даст тебе возможность увидеть самые важные части битвы издалека.