На следующее утро тяжелый океанский буксир зашел в устье, развернулся и пришвартовался к причалу рядом с брандвахтой Наварха на расстоянии трех футов.
Поэт выскочил на палубу, задыхаясь от ярости.
– Что, обязательно швартоваться так близко? Уберите отсюда эту лоханку!
Вы что, хотите, чтобы я врезался в док?
Перегнувшись через перила буксира, Джерсен улыбнулся разгневанному Наварху:
– О, кажется, мы вчера перебросились парой слов?
– Как же! Я вас выпер, но вы опять здесь и причиняете еще больше неудобств, чем вчера.
– Не окажете ли вы мне любезность уделить пять минут вашего времени?
Возможно, для вас это будет выгодно.
– Выгода? Да я пинком отшвырнул больше денег, чем вы за свою жизнь потратили. Убирайтесь!
– Конечно, конечно… Мы здесь остановились на несколько минут. – Наварх приосанился, торжествуя победу, и не заметил, как рулевой, нанятый Джерсеном, ловко перебрался обратно на буксир с брандвахты. – Мне очень важно поговорить с вами. Если бы вы были так добры…
– Плевать я хотел! Выметайтесь отсюда со своим корытом!
– Уже, – сдался Джерсен и кивнул рулевому. Тот нажал кнопку.
Под брандвахтой прогремел взрыв; она содрогнулась и накренилась на бок.
Наварх в ярости заметался по палубе. С буксира сбросили кошки, которые зацепили поручни брандвахты.
– Похоже, у вас в машинном отделении взрыв, – участливо заметил Джерсен.
– Как это могло случиться? Раньше никаких взрывов не было. Здесь даже нет машины. Я сейчас утону.
– Пока вас держат кошки – нет. Но мы вот-вот отплываем, придется обрубить швартовы.
– Что? – Наварх простер руки. – Я уйду на дно вместе с кораблем. Этого вы хотите?
– Если помните, вы приказали мне отплыть, – укоризненно сказал Джерсен и повернулся к команде:
– Рубите швартовы. Мы отплываем.
– Нет, нет! – вопил Наварх. – Я утону.
– Вот если бы вы пригласили меня на борт, помогли со статьей, которую я пишу, – вкрадчиво начал Джерсен, – я бы вошел в ваше положение, даже оплатил бы ремонт.
– Что?! – взорвался Наварх. – Да это вы виноваты во взрыве.
– Осторожней, Наварх! Это очень смахивает на клевету. Тут полно свидетелей.
– Ба! Вы пират и террорист. Написать статью – ну уж дудки! Хотя… почему вы сразу не сказали? Я тоже пишу. Заходите на борт – поговорим. Я всегда рад новым знакомым. Человек без друзей все равно что дерево без листвы.
Джерсен перепрыгнул на брандвахту. Наварх, сама любезность, усадил его на палубе под лучами бледного солнца и принес бутыль белого вина.
– Располагайтесь поудобнее.
Поэт откупорил бутылку, разлил вино и развалился на стуле, с удовольствием потягивая из стакана. Лицо Наварха излучало такую безмятежность, словно горькая мудрость поколений прошла мимо его сознания, не оставив следов. Как и Земля, Наварх был стар, ко всему безразличен и погружен в меланхолию.
– Так вы пишете? Я бы сказал, вы не соответствуете стандартному образцу.
Джерсен протянул журналистское удостоверение.
– Мистер Генри Лукас, – прочел Наварх, – специальный корреспондент.
Почему вы пришли ко мне? Я теперь не на коне, все успехи в прошлом.
Заброшенный, безнадежный. И почему? Хотел представить правду во всей наготе. А это опасно. Смысл маскируют, чтобы не обидеть читателя, не высмеять его обычаи. Мне есть что рассказать об этом мире, но неприятие росло год от года. Пусть себе живут и умирают, мне до них нет дела. О чем ваша статья?
– О Виоле Фалюше.
Наварх заморгал:
– Интересная тема, но при чем тут я?
– Вы знали его как Фогеля Фильшнера.
– Гм… Ну да. Вообще-то, об этом мало кто знает. – Наварх подлил еще вина. Рука его дрожала. – Чего именно вы хотите?
– Информации.
– Я бы предпочел, – неожиданно взвился Наварх, – чтобы вы получили информацию из первых рук.
Джерсен согласно кивнул:
– Совет хорош, если знаешь, где искать. На Краю Света? Во Дворце Любви?
– Нет. Он здесь, на Земле. – Вся любезность поэта испарилась, он хмурился в раздражении.
Джерсен откинулся на стуле. Его сомнения и неуверенность исчезли.
Фогель Фильшнер и Виоль Фалюш – одно и то же лицо. Здесь, перед ним, сидел человек, который знал обе личины.
Наварх же становился все более агрессивным.
– Есть множество людей куда более интересных, чем Виоль Фалюш.
– Откуда вы знаете, что он на Земле?
Поэт презрительно хмыкнул.
– Откуда знаю? Я – Наварх! – Он показал на облачко дыма в небе:
– Я вижу это и знаю. – Потом кивнул на мертвую рыбу, плавающую кверху брюхом:
– Я вижу это и знаю. – Наконец поднял бутыль с вином и поглядел сквозь нее на солнце. – Я вижу это и знаю.
Джерсен молчал, озадаченный.
– Я не собираюсь критиковать вашу теорию познания, – нашелся он наконец. – Я просто не понимаю ее. У вас есть более достоверные сведения о Виоле Фалюше?
Наварх попытался приложить указательный палец к носу, но промахнулся и ткнул себя в глаз.
– Есть время для бравады и время для осторожности. Я до сих пор не знаю, какую цель преследует публикация статьи.
– Это будет обвинительный документ, строго объективный, без передержек.
Пусть факты говорят сами за себя.
Наварх скривил губы:
– Опасное предприятие. Виоль Фалюш – самый чувствительный человек в мире. Помните принцессу, которая почувствовала горошинку под сорока перинами? Виоль Фалюш может услышать даже фальшивую нотку в ежеутренних песнопениях к Кальзибе. С другой стороны, миры меняются, ковер знаний развертывается. У меня нет причин быть благодарным Виолю Фалюшу.
– Вы полагаете, что его личность носит негативный характер? – пробормотал Джерсен.
Наварх забыл об осторожности. Он отхлебнул вина и вскинул руку в величественном жесте.
– Очень негативный. Будь я у власти, какое наказание я мог бы придумать? – Он откинулся на стуле, вытянул костистый палец, словно указывал на поверженного врага, и размеренным, сухим голосом судьи произнес:
– Погребальный костер, высокий, как гора. На верхушке – Виоль Фалюш. Платформа окружена десятью тысячами музыкантов. Единым взглядом я вызываю пламя. Музыканты играют, пока их мозги не начинают вскипать, а инструменты – плавиться. Виоль Фалюш поет сопрано… – Поэт подлил еще вина. – Потрясающее зрелище, но едва ли мои глаза насладятся. На худой конец пусть эту мразь утопят или отдадут на растерзание львам.
– Вы действительно очень хорошо знакомы.
Наварх кивнул. Его взгляд блуждал в прошлом.
– Фогель Фильшнер читал мои стихи. Юнец с воображением, хоть и без ориентиров. Как он изменился, как распространился! Он добавил власть к воображению. Теперь он великий художник.
– Художник? В какой области?
Наварх отмел вопрос, как не стоящий внимания.
– Он никогда не смог бы достичь теперешнего положения без таланта, без чувства стиля и пропорций. Не смейтесь! Как и я, он простой человек с ясными целями. А вот вы… вы сложная и опасная личность. Я вижу в вашем мозгу темное пятно. Вы землянин? Нет, не говорите мне ничего! – Наварх замахал руками, словно отбрасывая любой ответ, который мог придумать Джерсен. – В этом мире уже слишком много знания, мы используем факты и пренебрегаем чувствами. Факты – фальшивка, логика – пустышка! Я знаю лишь одну систему познания – чтение стихов!
– А Виоль Фалюш тоже поэт?
– Он не слишком силен в обращении со словами, – проворчал Наварх, не желающий возвращать беседу в обыденное русло.
– Когда Виоль Фалюш посещает Землю, где он останавливается? Здесь, с вами?
Наварх удивленно уставился на Джерсена:
– Нелепая мысль.
– Так где же?
– Там, тут, везде. Он проникает повсюду, как воздух.
– Как вы разыскиваете его?
– Я никогда не делаю этого. Иногда он меня находит.
– И когда он это сделал в последний раз?
– Недавно. Да, да, да. Может, хватит? Почему вы так интересуетесь Виолем Фалюшем?