Граф уехал перед самым обедом, и поэтому графиня обедала вне дома. Слуга принес Дженни обед в детскую, и она была рада провести его в компании детей. Дом был до странности тихим и пустынным.
Последующие два дня ей тоже приносили еду в детскую, и она совсем не видела Селестину. Все эти два дня Дженни была очень занята: ездила с детьми к французскому портному, чтобы заказать им одежду, водила Луиса к дантисту удалить ему зуб, который в последнее время его очень беспокоил.
В один из этих дней, возвращаясь домой, она увидела вдали Си Мохаммеда на его роскошном белом коне, но он, подняв облако пыли, скрылся из виду, к счастью, не заметив ее.
На третий день графиня пригласила на ленч Макса Дейнтри, и Дженни было приказано спуститься с детьми в столовую. Макс, как оказалось, умел обращаться с детьми, и они очень его любили, висели у него на шее и называли «дядя Макс». Селестина смотрела на них с загадочной улыбкой.
За ленчем все внимание Дженни было поглощено детьми, и она была рада этому. Помогая Симоне справляться с едой и следя за тем, чтобы Луис не набедокурил, она почти не замечала Макса и Селестину.
В течение всех этих дней перед ее глазами часто всплывала картина, когда Макс танцевал с Селестиной, и выражение счастья не лице графини. Стоило ей закрыть глаза, как Дженни снова ощущала крепкое пожатие руки Макса и его голос, когда он предупреждал ее об опасности знакомства с Си Мохаммедом.
Леди Берингер была права, когда говорила, что у него сильный характер. Он проявлял твердость во всем. Эта постоянная усмешка в его глазах делала его чрезвычайно привлекательным. Вне всякого сомнения Селестина с ее таким же твердым характером была влюблена в Дейнтри.
Если бы Селестина не нравилась Максу, он не встречался бы с ней так часто. Дженни постоянно вспоминала слова Селестины, сказанные в тот день, когда после прогулки по городу Макс привез ее домой и они встретили Селестину. Прощаясь с ним, графиня прошептала: «Ты не задержишься сегодня, Макс? Последний раз я прождала тебя целых пять минут».
Из этих слов можно было сделать только один вывод — они часто видятся наедине. Дженни отказалась от кофе, так как детям пора было спать, что они обычно делали после ленча. Сидя за шитьем, она представляла себе картину в столовой — ее соотечественник, который так хорошо знал ее родной Дорсет, сейчас сидит с графиней за чашкой кофе.
Или, возможно, они сейчас сидят в библиотеке, и он целует графиню, и никто не смеет помешать им.
Дженни продолжала шить и благодарила Бога, что ей не придется встретиться с ним снова, так как чай ей принесут в детскую. В это время раздался стук в дверь, и, прежде чем она успела сказать «войдите» или «кто там?», дверь открылась, и на пороге появился Макс, глядя на нее со своей обычной усмешкой.
— Я хотел бы попрощаться с детьми прежде, чем они лягут спать, а также с вами.
Дженни встала.
— Конечно же вы можете попрощаться с ними, но со мной прощаться вовсе не обязательно.
— В обычной ситуации можно было бы и не прощаться, но дело в том, что я завтра улетаю к графу в Париж и не знаю, когда вернусь. Поэтому мне хотелось бы дать вам некоторые наставления.
— Вот как! — воскликнула Дженни, чувствуя себя так, как будто земля уходит у нее из-под ног.
— Возможно, я не так выразился, не наставления, а скорее совет, — продолжал Макс. — Например, если вам захочется пообщаться с кем-то на родном языке, леди Берингер всегда будет рада принять вас. Она пробудет в Марракеше еще две недели. И кроме того, вы всегда можете рассчитывать на ее компаньонку Эстер Харингей, которой очень хочется познакомиться с вами поближе.
— Благодарю, — пробормотала Дженни, стоя перед ним, с шитьем в руках.
— Я прошу прощения, если я вас чем-нибудь обидел в тот вечер на балу, но вы еще очень молоды и неопытны и еще совсем недавно в Марракеше.
Дженни молчала. Она пыталась понять, почему известие о его отъезде так ее расстроило, казалось бы наоборот, она должна быть рада за графа — Селестина останется одна и не будет изменять ему.
В это время прибежали дети и бросились Максу на шею. Макс по очереди поднял их над головой, поцеловал и отпустил. Затем он протянул руку Дженни.
— Мне очень жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, — заметил Дейнтри. — Но если бы у вас не было привычки судить о людях с первой встречи и заранее составлять о них плохое мнение, мы, возможно, стали бы друзьями. — Насмешливое выражение опять появилось в его глазах, однако в голосе чувствовалась нежность, и пожатие его руки было очень сердечным. — Не делайте ничего такого, что я бы не одобрил, моя маленькая Дженни. Или вы возражаете, что я вас так называю? Возможно, и в тот вечер вам не понравилось, что я несколько раз называл вас по имени?