— А ты сопротивлялся, да?
— Нет, я не сопротивлялся.
— Но если ты ее не любишь, как ты мог? — спросила Наташа и сама почувствовала, как неискренне ее возмущение.
— Тогда мне казалось, что я ее люблю.
— А теперь отец тебе приказал полюбить другую. То есть прости, подружиться?
— Да. Но это не все. Понимаешь, родители Сильвы замешаны в каких-то там махинациях. Их скоро будут судить. Отец считает, что я не имею права с ней встречаться.
— Это гадко.
— Да. Но дело-то все в том, что я и не хочу больше с ней встречаться.
— И отец приказал тебе встречаться со мной?
— Вот и нет. Это я сам.
— О! Героически! Ты просто какой-то Володя Дубинин, пионер-партизан. Только ведь я не Сильва, мальчик.
— Вот именно…
— Что — вот именно?
— Ты мне нравишься.
— Верю. Сейчас. А потом?
— Ты мне очень нравишься.
— А потом?
— Наташа, помоги мне…
— Да в чем помочь-то? В чем?
— Я не могу без тебя.
— Перестань, Багин. Прекрасно можешь! Сколько лет мы знакомы, обходился ведь как-то.
— Нет. Не обходился. Просто боялся тебя.
— Ну вот вам! Только что был пионер-партизан, а теперь какой-то дезертир.
Андрей встал.
— Поиздевалась, да? Довольна, да?! Радуйся! Молодец! Крепкая девочка! Как отшила! Как высмеяла! Как ловко! И как просто! Не дай тебе Бог, Денисова, чтобы и с тобой так же обошлись, когда ты будешь в моем положении! Не дай тебе Бог!
— Бога нет, Багин! — ответила Наташа с улыбкой. В эту минуту она сама себе была противна.
Андрей взял свою сумку и, не оглядываясь, быстро пошел прочь.
Эта улыбка, с которой Наташа произнесла свою последнюю фразу, так и осталась на ее лице. Уже ненужная, неуместная, прилипшая. Но Наташа не замечала ее. Какая-то каша была сейчас в ее голове. Ей одновременно хотелось и расплакаться, и рассмеяться. Все-все, о чем они вчера толковали с матерью, пошло насмарку. Какой-то дурацкий бес не позволил ей просто поговорить с Андреем нормально. Он дергал ее за язык и делал из нее такую дешевую кокетку, такую мелкую дурочку. Ведь она же видела, Андрей искренен, искренен до конца, до самого донышка. Зачем же она? Плакать хотелось!
Но вместе с тем ей было весело. И трудно было признаться себе почему. А признаться надо было — она ждала, она хотела, она мечтала об этом признании. Кажется, всю жизнь мечтала. Хотя еще год, месяц, неделю назад она бы просто рассмеялась в лицо тому, кто ей сказал бы, что она мечтает «дружить» с Багиным. А теперь ей это казалось вечным. Это вот и было весело. Но и страшно одновременно.
ЗАПРЕТ
Как потом все завертелось, Наташа уже даже не очень и помнит. Кажется, с того «голубого огонька», который устроил Вадик по случаю ноябрьских праздников.
Андрей пригласил ее танцевать. И она пошла, а потом они до ночи провожали друг друга домой.
Сначала говорил Андрей. Он рассказывал о странах, в которых побывал, о людях, которые были гостями в их доме, очень смешно рассказывал о гордости города штангисте — чемпионе мира.
Этот штангист был простой парень, а вот жена у него оказалась еще та акула. Она науськала знаменитого мужа, и он потребовал построить ему дом с тремя бассейнами для тренировки. Город поднатужился и построил. Тогда жена решила, что ее муж плохо питается. Теперь город отдавал чемпиону всю черную и красную икру, которая ему перепадала. Неловко чемпиону мира ездить на «жигуленке», тем более что с его огромными габаритами туда трудно было помещаться. Город заказал чемпиону специальную машину. Жене захотелось почета для мужа — и чемпиона сделали почетным гражданином города. Открыли детскую спортивную школу его имени. Он одновременно находился на трех спортивных сборах, при этом сидел дома. Наконец жена решила, что мужу пора становиться членом горкома партии. Город и на это пошел бы, но, как назло, чемпион вдруг очень плохо выступил на каком-то турнире. И из Москвы поступила команда — не очень-то потакать.
И тогда наш чемпион пришел к вечному огню возле парка Победы и торжественно сжег ленту почетного гражданина, сказав при этом, что город недостоин настоящего спортсмена. И уехал в другой город, не забыв при этом продать особняк какому-то торговцу.
Рассказывал Андрей и про художников и писателей, про артистов и музыкантов, которые бывали у них дома запросто. Но эти рассказы не были хвастовством. Наоборот, Андрей как бы стеснялся того, что он — никто. Просто папенькин сыночек. Оказалось, что он много читает. Даже таких писателей, которых читать запрещено. Отец позволял ему. И вообще, об отце он говорил только самое доброе.