— Очень просто. Она подвергла вас опасности, не так ли?
— Еще бы! — проворчал Николай Петрович. — Я мог из-за нее шею сломать.
Таинственная женщина указала на его вымокшие брюки, на валявшееся внизу пустое ведро:
— Но ведь это и была опасность от воды!
Адмирал вдруг заулыбался по-мальчишески, сверкая золотыми зубами:
— Точно!
— Только в миниатюре, — улыбнулась прорицательница. — Выходит, девушка отвела от вас настоящую, серьезную опасность, подменив ее пустячной.
Адмирал раскатисто расхохотался и стал вдруг симпатичным:
— А-ха-ха-ха! Адмирал советского флота чуть не утонул в помойном ведре! О-хо-хо-хо.
И, откланявшись, пошел мимо вниз по лестнице пешком, забыв о существовании лифта.
Проходя мимо злополучного ведра, помедлил секунду и, решившись, озорно отфутболил его в сторону, как в детстве футболил консервные банки.
Они остались на лестничной площадке вдвоем — Наташа и загадочная прорицательница.
Девушка завороженно разглядывала свою спасительницу. Это была женщина лет, видимо, сорока. Но с таким же успехом ей можно было бы дать и три тысячи лет: от нее веяло чем-то древним, загадочным и непознаваемым. Египетскими фресками, быть может.
Она была смугла и черноброва. Глаза… Неясно было, какого цвета ее глаза. Наверное, все-таки черные. Но они были такими блестящими, лучащимися, что, казалось, могли обрести любой оттенок.
Глубокое декольте, длинная, чуть изогнутая шея — как у царицы Нефертити. На золотой цепочке — причудливый талисман в виде непонятного иероглифа с круглым черным камнем в центре, напоминавшим зрачок великана.
Небольшой, но четко очерченный подбородок с ямочкой.
Тонкие губы, над ними слева — четкая черная родинка. Нос с небольшой горбинкой. Тяжелые, блестящие темные волосы собраны сзади в свободный низкий узел. В мочках маленьких изящных ушей — серьги из темных рубинов без оправы, свисающие двумя большими тяжелыми кровавыми каплями.
Но самым удивительным в этой женщине была ее манера двигаться. Словно именно про нее написал Пушкин в «Сказке о царе Салтане»: «А сама-то величава, выступает, будто пава». Ее жесты плавно и слитно переходили один в другой, точно не имея промежуточных стадий. А голос звучал тягуче, низко и увлекал, обволакивая слушающих.
— Ну что же, давайте знакомиться, — сказала женщина. — Меня зовут Виана.
— Наташа…
Виана протянула свою сказочную, как будто лишенную суставов, руку. Куда до нее Майе Плисецкой! Великая балерина по сравнению с Вианой — просто угловатый, нескладный подросток, как гадкий утенок рядом с настоящей Царевной-Лебедью.
Наташа засуетилась: она не могла ответить на рукопожатие, ведь только что отжимала половую тряпку. Забывшись, она отерла ладошки прямо о новое платье.
— Пожалуйста, успокойся, — мягко произнесла Виана и, взяв Наташу за руку, повела прямиком в свою квартиру.
Окно и почти вся поверхность стен были мягко задрапированы темно-фиолетовыми бархатными шторами. Освещалась комната мерцающим пламенем витых белых свечей. Такие же свечи, только других цветов — красные, желтые, даже черные — были расставлены на маленьких кубических столиках, сделанных, кажется, из стекла.
Виана задула свечи и включила электричество — причудливые светильники-бра в каждом углу.
Люстры в комнате не было. Вместо нее из центра потолка свисал на тонком золотом шнуре резной хрустальный шар величиной с небольшой арбуз.
— Садись, пожалуйста, — Виана кивнула на глубокое мягкое кресло, покрытое пушистым мехом.
Наташа послушно села — и утонула. Да, это тебе не троллейбусное сиденье.
Хозяйка подошла к ней и коснулась прохладными кончиками пальцев ее лба меж бровями, потом висков, потом затылка. Потом щек, крыльев носа, уголков губ, темени и опять лба.
Ритмичные, едва ощутимые прикосновения, казалось, оставляли на коже точечный узор. Точки сливались в линии.
Наташины глаза сами собой закрылись.
Теперь ее самой словно бы и не было, оставался лишь тонкий рисунок, создаваемый волшебными пальцами. Как искусная татуировка на лице индейского вождя.
Как маска, которую можно снять.
Снять с чего?
С кого?
Ни с кого, ведь ни лица, ни тела больше нет. Есть только легкость, необъяснимая легкость, полное отсутствие земного притяжения.
А какая красивая у нее маска! Она принимает очертания радужной бабочки. Верхние крылья — как раз на том месте, где когда-то, давным-давно были глаза. Нижние — где-то на месте бывших щек.
Бабочка живая. Она снимается с места и летит. Выше, еще выше. В черноту, украшенную звездами.