— Я не к любовнику еду, Камен, — рассердилась я. — И не командуй, ты мне не муж. Я что, должна разряжаться в пух и прах, чтобы получить несколько жалких наделов земли?
Что-то в поведении Камена меня насторожило.
— Ты должна произвести хорошее впечатление на своего управляющего, — не отставал он. — Он человек знающий, но темпераментный. Или ты поразишь его с первой встречи, или тебе придется с ним расстаться.
— В свое время я обворожила самого царя и затмила всех его наложниц! — с жаром возразила я. — А теперь должна кривляться перед каким-то управляющим? И не надейтесь, мой капитан!
— Пожалуйста, мама, — просительным тоном проговорил Камен.
Не ответив ему, я ушла в свою каюту и резко задернула за собой занавеску.
Некоторое время я лежала, слушая голоса гребцов, которые выводили лодку на середину реки. Лодка качалась и подрагивала, пытаясь повернуть на север, но вот ее развернули, и она пошла вверх по течению. Изис, дремавшая на подушках, вздохнула и пошевелилась во сне. Я хотела полежать с открытыми глазами и попытаться определить, куда мы плывем и с какой скоростью, но постепенно, слушая мерные удары весел о воду, я уснула.
Проснувшись утром, я поняла, что мы где-то остановились. Лодка тихо покачивалась на волнах. Стояла тишина. Через бахрому занавески в каюту проникал прозрачный свет. С берега слышался свист и хлопанье крыльев птиц — значит, где-то рядом деревья. Внезапно до меня долетел тонкий аромат, я узнала его сразу — так пахнет цветущий сад и виноградные листья. «Мы вернулись в Дельту! — изумленно подумала я. — О нет! Не может быть!»
Мне захотелось вскочить и отдернуть занавеску, пусть Камен говорит, что хочет, но в этот момент вошла Изис с чашей горячей воды. Быстро задернув за собой занавеску, она поздоровалась и стала снимать с меня ночную рубашку.
— Где мы, Изис? — спросила я.
— Простите, госпожа, но мне запретили об этом говорить, — спокойно ответила она, помогая мне стащить рубашку. — Ваш сын сказал, что, если я проговорюсь, он прикажет меня высечь.
— Еще чего! — взорвалась я. — Ты моя служанка, а не его. И знаешь, чтоб это было в последний раз!
Изис облила меня водой и потянулась за натром.
— Да, госпожа, — пробормотала она. — Простите. Какое платье вы сегодня наденете?
После того как меня вымыли с ног до головы, после того как натерли, отскребли, выщипали и умастили мое тело и тщательно вымыли волосы, я уже не пыталась выглянуть наружу и осталась сидеть в каюте, ожидая, когда Изис принесет мне одежду. Пусть Камен повеселится. Я буду изображать восторг и удивление, что бы он мне ни показал.
Изис, казалось, была преисполнена важности момента. Она торжественно облачила меня в белое платье с серебряными украшениями, повесила золотые цепочки с анками и серебряную пектораль на шею. Я просила ее заплести мне косы, но вместо этого она распустила мне волосы по плечам и надела на лоб широкий серебряный обруч с анком, украшенным крошечными перышками Маат. Изис накрасила мне глаза и губы, умастила миррой и как раз надевала мне на ноги драгоценные сандалии, когда в каюту вошел Камен и оглядел меня с ног до головы. Мне оставалось только надеть золотые кольца, когда высохнет хна на ладонях.
— Очень хорошо, Изис, — сказал Камен, когда осмотр закончился. — А теперь, мама, прикажи ей принести те два папируса, которые продиктовал для тебя царь.
Изис вопросительно взглянула на меня, я кивнула ей, и она ушла.
— Сын мой, — спокойно сказала я, вставая. — Я очень тебя люблю и все же слишком долго плясала под твою дудку. Хватит. Говори, что ты задумал.
Вместо ответа Камен подошел ко мне и взял за подбородок. Его руки были теплыми.
— О мама, — тихо сказал он. — Знаешь ли ты, как я горжусь тем, что я твой сын? Или как я сейчас счастлив? Меня всегда удивляло, какие странные повороты может делать судьба, но никогда я еще так не удивлялся, как сейчас, в этой каюте, где стоишь ты, прекрасная, как сама Хатхор! — Вошла Изис, он взял у нее папирусы и сломал на них печати. — Вот, читай, — сказал он, протягивая мне один из них. — Но прежде выйди на палубу.
С этими словами Камен отдернул занавеску. Затаив дыхание, я вышла из каюты.
Передо мной сверкали и искрились на солнце светлые воды озера Фаюм, раскинувшегося так далеко, что казалось, холмы на дальнем берегу смыкаются с небом. По волнам скользили прогулочные ладьи, теплый ветер раздувал их белые паруса, за кормой вскипала пена. Повсюду к воде спускались белоснежные мраморные ступени, поблескивающие в лучах солнца; дорожки, ведущие к этим ступеням, утопали в зелени. Пышные сады благоухали цветами. Тихонько покачивались пальмы.
— Но, Камен, — запинаясь, проговорила я, — в Фаюме поместья не продаются.
— Верно, — сказал он и сжал мою руку в ладонях. — Но обернись, мама. Посмотри назад.
И вдруг меня обуял страх. Еще не веря самой себе, замирая от ужаса, я с бьющимся сердцем начала медленно оборачиваться, зная, что сейчас увижу, не в силах произнести ни слова.
Оно было таким, каким осталось у меня в памяти: к воде спускаются красивые ступени, где обычно привязывали нашу ладью, мощеная дорожка среди деревьев, по обеим сторонам дорожки — густые кусты, отделяющие ее от полей, и два храма за ними. Пышно разросшиеся гранаты и платаны почти скрыли дом и виднеющуюся вдалеке полоску пустыни. Я помнила, где находится роща финиковых пальм, а где сад и виноградник. Помнила, что вон те высокие деревья растут по берегам оросительного канала, питающего мои поля.
Мои поля. Мои десять аруров, которые я получила много лет назад. Сколько раз я с болью представляла себе, как чужие ноги шагают по моим дорожкам, а в доме слышатся чужие голоса, и кто-то спрашивает главного управляющего о видах на урожай винограда. Пошатываясь, я подошла к борту и вцепилась в поручни.
— Не понимаю, — прошептала я. — Помоги мне, Камен.
Он подошел ко мне и обнял за плечи.
— Когда младенцем меня отнесли в дом Мена, фараон отдал ему десять аруров земли хато в Фаюме в обмен на клятву хранить тайну моего происхождения, — начал Камен. — Дом был в плохом состоянии, зато за полями бывший владелец усадьбы ухаживал неплохо — расчистил их и засадил ячменем, нутом и чесноком. Это было хорошее поместье. Отец привел в порядок дом, алтарь в саду и хозяйственные постройки. Оно стало нашим вторым домом. Каждый год в месяце акхет мы приезжали сюда, чтобы поплавать и половить рыбу. Мне это место понравилось сразу, как только я здесь оказался. Я вырос в этом поместье. Я тогда не знал, да и никто из нас не знал, что когда-то оно принадлежало одной знаменитой наложнице, которая впала в немилость и была удалена из дворца. — Камен заглянул мне в лицо. — Не плачь, мама, а то размажешь по лицу краску и Изис придется начинать все сначала.
— Продолжай, — сказала я.
— После суда царевич вызвал к себе Мена. Фараон пожелал вернуть это поместье тебе. Он предложил Мену другое, на берегу Нила при входе в Фаюм. К чести отца, он согласился. Мы выехали отсюда, Ту. По приказу фараона дом обставили мебелью, привезенной из дворца. Я думаю, он очень тебя любил. Так вот, теперь здесь все твое. Делай, что хочешь.
Ничего не видя сквозь слезы, я развернула папирус. Да, это был тот самый документ, который фараон жаловал мне много лет назад. «О Рамзес», — только и смогла выговорить я. Поместье лежало передо мной, мирное, величественное, утопающее в зелени. Мое. Мое навсегда. Он вернул мне поместье, заранее зная, что не увидит моей благодарности. Я не заслуживала столь огромной, столь искренней привязанности.
Камен махнул рукой, и мне принесли стул, на который я и уселась. Изис поднесла мне чашу с вином и держала ее в своих руках, пока я пила. Я медленно приходила в себя.
— Как только смогу, сразу приеду в Пи-Рамзес, чтобы выразить Мену мою горячую благодарность, — дрожащим голосом произнесла я. — Не знаю даже, что и сказать. А еще продиктую послание для фараона. Надеюсь, он получит его до того, как…