— У меня никого на целом свете, — твердил Або. И если Уча в эту минуту вытягивал сеть, знал заранее — вытянет пустую. «Колдун чертов!» — думал он про себя, не решаясь обидеть старика. — И не надобно мне никого! — продолжал свое Або.
А Цира сидела на балконе и улыбалась. Так улыбалась она в тот день, когда Уча впервые увидел ее на ярмарке. Над ней, словно парашют, колыхался распахнутый красный зонт. А сама она шла в белом платье и белых босоножках. И в этом шуме, скрипе несмазанной карусели, мычанье скотины, выведенной на продажу, она, казалось, ничего не слышала и не видела. Не привлекали ее внимания ни ткани, разложенные на прилавках, ни спелые, растрескавшиеся арбузы, ни музыканты, окруженные большущей толпой, ни доска районных показателей, разрисованная приехавшим из города художником, — на доске этой к неподвижно застывшим на чайных и цитрусовых плантациях фигурам были приклеены овальные фотографии передовиков. И это делало доску похожей на холст фотографа Амберки: просунешь голову в круглое отверстие и потом получишь карточку — всадник в чохе и архалуке на коне, по всем правилам!
— Кто это? — спросил Уча у друга.
И как раз в этот момент низенький толстый турист в коротких полотняных штанах, с бамбуковой тростью в руке закричал:
— Поглядите на эту девушку! Нет, вы только поглядите на нее!
— Да какая-нибудь чокнутая! — ответил друг.
— Откуда ты знаешь?
— А оттуда, что глаза у меня пока на месте!
— Я думал, может, ты ее знаешь…
— Первый раз в жизни вижу.
И такая радость вдруг охватила Учу оттого, что приятель не знаком с этой девушкой, что он возьми да пригласи целую группу туристов — всех в одинаковых сванских шляпах — в винный подвальчик, куда они согласились спуститься после долгих уговоров.
У духанщика был такой живот — можно подумать, что он не на ногах стоит, а, как большая глиняная кубышка, лежит прямо на стойке.
Завидя такое количество клиентов, он ухмыльнулся в усы и браво гаркнул:
— Хванчкара! Хванчкара!
А оказалось, что, кроме кислого цоликаури, у него ничего и не было.
Вино он наливал в банку из-под соленых огурцов. Наполнив, подержит банку в руках, словно ждет, не насыплют ли ему туда мелочи. Вина выпили много. Все опьянели. И сам Уча как-то вдруг захмелел. Обнял соседа, низенького толстого дядьку, и запел. Туристы охотно подхватили, хотя песни не знали — это точно. А он стал такой счастливый, что слезы вдруг так и хлынули ручьями. И он чувствовал, что плачет, и оттого пел еще громче. И в это время на лестнице, ведущей в полутемный и прохладный подвальчик, показались старинные сапожки и широченные, в сборочку, штанины музыкантов. Видно, заслышав пение, они решили, что в духане кутеж не на шутку, и в надежде получить настоящую работу поспешили сюда.
Голос дудуки ворвался в подвал полыханием пестрых платочков и наполнил это сумрачное подземелье таким весельем, что Уча понял: у него сию секунду сердце лопнет, если не поднимется туда, на солнце, где с улыбкой лунатика ходила девушка под красным зонтиком.
Раздув щеки, музыканты стояли на пустой площади и дули в свои дудуки.
— «Ах, на свете, — пел один музыкант, — ах, на свете… Ты одна, как солнце, светишь…»
У самого входа на площадь фотограф Амберки натянул свой холст — безголовый всадник усмиряет коня, вставшего на дыбы. Уча подбежал и просунул голову в дырку.
— Амберки! — закричал он. — Амберки, гибну я, братец, пропадаю!
Потом он гнал коня к морю. Но даже сквозь цоканье копыт слышалось ему обжигающее и надрывное:
«Ах, на свете, ах, на свете!..»
На берегу он бросил коня, и конь взвился на дыбы — испугался волн.
«Ты рыбак, на что тебе лошадь?» — упрекнуло море.
А он в ответ руки раскинул бесшабашно и запел:
— «Ах, на свете, ах, на свете ты одна, как солнце, светишь…»
Потом он кинулся в море и поплыл, рассекая волны, спешил, словно гнался за кем-то, за тем, кто раньше него вошел в воду. Плыл, плыл, а от берега все не удалялся. Музыканты теперь стояли на самом берегу, на песчаном холмике и остервенело играли.
— «Ах, на свете, — кричал он из последних сил, — ах, на свете…»
Потом они вдвоем с Цирой вернулись к фотографу Амберки. Амберки посадил Циру на стул, его самого поставил рядом и руку заставил положить на спинку стула.
— Свадебное фото, прошу учесть!