— Положите вот сюда! — Спиридон постучал пальцем по ящику, словно если не положить спичку точно на это место, ничего не получится. Вокруг первой спички Адам разложил другие, у него получилась более сложная комбинация, чем у старика, хотя Адам и не думал состязаться с ним.
— Ого? — старик удивился.
— Это получилось случайно, — Адам оправдывался, — второй раз я так не сумею.
— В серединку кладешь одну спичку, так? — спросил старик.
— Да.
— Потом?
— Не помню, — улыбнулся Адам, — честное слово, не помню… кажется, так!
Теперь они вдвоем принялись раскладывать спички.
— Ничего не получается, — сказал Адам.
— Получится!
Ничего у них, конечно, не получилось.
— Теперь можно закурить, — сказал старик. Он осторожно собрал спички и подал их Адаму: — Положите обратно!
Адам сложил спички в коробку, предложил старику сигарету.
— Благодарю, — ответил Спиридон, — у меня есть! Он вынул из кармана сигарету. Адам зажег ему спичку.
Чем дальше, тем все большей симпатией проникался к старику Адам.
«Честное слово, он что-то хочет мне сказать», — думал Адам. Он не знал, как себя повеет, чтобы старику легче было высказаться. Не успел он об этом подумать, как Спиридон проговорил:
— Вас, наверно, удивляет мой визит…
Адам не ожидал такого прямого вопроса и растерялся:
— Да… то есть…
— Сегодня день рождения моего сына, — сказал старик.
— Сына? — Адам удивился еще больше — он никогда прежде не слыхал, что у Спиридона есть сын.
— Да, сына… Ему сегодня сорок два года…
Адам собрался спросить Спиридона, где его сын, но тот опередил его:
— Его звали Уча, — несколько раз повторил, — Уча… Уча… Уча…
Адам открыл было рот, но старик опять прервал его:
— Вот потому я и пришел сюда!
— Да-а, — сказал Адам, как будто ему сразу все стало понятным. На самом деле он решительно ничего не понимал.
— Может быть, это со мной происходит по старости, — продолжал Спиридон, — ведь война давно кончилась.
— Да, давно кончилась, — Адам начинал кос о чем догадываться, — давно…
— Нет, — вдруг очень твердо произнес старик, — война так скоро не кончается!
— Двадцать лет, — сказал Адам, — она кончилась двадцать лет тому назад…
— Нет, война не кончается так быстро! Вот поэтому я и пришел сюда… Не удивляйтесь… Потом я должен пойти на станцию, приезжает невеста моего сына… Который час?
— Половина четвертого.
— Ровно в пять я должен быть на станции… она всегда приезжает…
Он как будто вспомнил, что так и не назвал причины своего визита, и едва слышно добавил:.
— Вы мне напоминаете сына.
— ?
— Он тоже был, как вы… Высокий… Решительный… И он, как вы… Господи, что это я говорю? Для чего все это…
— Говорите! — попросил Адам.
— В ту ночь, когда у вас болел зуб, помните?
— Помню.
— Когда вы уходили, я не хотел вас отпускать, сдержался, еле сдержался, чтобы не показаться вам сумасшедшим… Так темно было.
— Темно? — улыбнулся Адам. — Я ведь не маленький.
— Разумеется, но… Я всегда так боялся, когда мой сын куда-нибудь уходил… Странно, я смотрел и не верил, что он существует на самом деле… И вы такой же… «Не смейтесь! Это не старческий бред, ведь так и случилось — он исчез… — Он немного помолчал и потом повторил:
— Исчез!
Наступило молчание. Столько боли было заключено в этом слове, столько горечи и сожаления, что для другого слова просто не оставалось места.
Послышался громкий плач, беспомощный, сдавленный, так неумело обычно плачут мужчины.
Да, в отличие от Адама он мог плакать, наверное, он был мягче и жалостливее. Он знал еще много такого, о чем Адам даже и представления не имел. И еще — он боялся смерти, о которой Адам до сих пор ни разу не думал. Смерть казалась ему такой чепухой, что он вовсе не считал ее неизбежной. Казалось, что однажды он уже пережил смерть и потому отлично знал, что это такое.
— Мой сын плакал всегда как ребенок. Я часто слышал, как он рыдал, повалившись на постель в своей комнате, когда его предавали товарищи или он сталкивался с чьим-нибудь горем… Он был… как бы это сказать, как свеча, что ли… И я знал, что он скоро угаснет. Мне хотелось постучать ему в стенку и крикнуть: «Не плачь, такова жизнь, и слезами тут не помочь!» Но я не мог вымолвить ни слова, боялся причинить ему еще большую боль… Вот и нету его… Нету… Нету…
— Адам, — откуда-то издалека донесся голос Спиридона.