— Не хочу.
— Ведь ты сам просил купить именно это вино?
— Ну, просил…
— А почему же не пьешь?
— Не хочу.
— Выпей и сразу заснешь.
«Отец мой ложится в одиннадцать, — говорила Заира, — но зато в семь утра он уже на ногах. Ты тоже должен засыпать раньше, должен соблюдать режим…»
«Режим… Режим, — думал Заза, — я должен соблюдать режим».
— Папуна тоже любит «Мукузани», — сказала Заира, — помнишь, в мастерской мы видели у него бутылку.
— Помню…
— Он пьет втихомолку… Лейлу боится!
— А почему он должен бояться?
— Он импотент! — сказала Заира.
— Что-о? Кто это импотент?
— Да твой Папуна! Когда он встречает меня на улице, делает вид, что не узнает.
Заза вспомнил, что Заира это слово употребляла не в прямом смысле. Когда она хотела кого-нибудь обругать, обязательно называла импотентом.
— Холодное как лед, — сказала Заира, — ну-ка отпей!
— Для чего тебе холодильник в такой мороз?
— О-о-о! Что ты понимаешь!
Потом она поставила бутылку на пол, легла, прижалась щекой к щеке Зазы и тихо спросила:
— Я тебе нравлюсь?
К стальной цепи прибавилось еще одно звено. Она стала еще крепче и лязгала, смыкаясь у горла.
— Нет! — Заза отстранил руку Заиры.
Заира тихонько засмеялась и снова положила руку ему на грудь:
— Значит, нет?
— Нет! — Заза убрал руку Заиры, привстал на постели и повторил:
— Нет!
— Заза!.. — в голосе Заиры слышалось удивление.
Он не ответил. Надел сорочку и свитер, взял со стула сигареты и спички и положил их в карман.
— Куда ты идешь? — спросила Заира.
— Я уезжаю…
— Куда? — Заира вскочила и зажгла свет.
— В Тбилиси!
— В Тбилиси?
— Да, в Тбилиси.
— Ты что, рехнулся?
— Не знаю…
Он вдруг почувствовал себя в прекрасном настроении. Он знал, что никакая сила не заставит его передумать и отложить отъезд. Заира повисла у него на шее:
— Заза!
Он терпеливо ждал, когда она уберет свои руки.
— Скажи, что произошло?
— Ничего, что могло произойти? — спокойно улыбался Заза.
— Ты шутишь, да?
— Нет.
Заза наконец высвободился из ее рук, открыл дверь и сказал:
— До свидания!
Теперь Заира схватила его за локоть.
— Куда ты? Я не пущу тебя!
— Я уезжаю.
Заира выбежала за ним. Балкон был засыпан мокрыми увядшими листьями. Когда он открыл дверь, море так взревело, словно он открыл окно поезда, проезжавшего через тоннель.
— Заходи, простудишься! — повернулся он к Заире. — Какой сильный дождь! — проявленное о ней беспокойство ободрило ее: может, он все-таки не уедет!
Она дрожала от холода.
— Идем в комнату, я замерзла.
— До свидания! — сказал Заза и сбежал по лестнице.
— Ты оставляешь меня одну? Я боюсь! Заза! Заза! Я боюсь! — Заира припала к перилам. — Заза, вернись! Заза!
Он как будто не слышал.
— Бессовестный! Бессовестный! Вернись! Я боюсь!
Заза шагал по тропинке. Казалось, она покрыта ковром, так легко и бесшумно утопала йога в ворохе мокрых листьев.
Шел проливной дождь.
В темноте он разглядел колодец. Схватился за ворот, опустил ведро, наполнил его и медленно поднял. Затем обеими руками ухватился за полное до отказа ведро и поднес его к губам. Вода потекла ему за пазуху, но он даже не почувствовал, потому что дождь уже успел промочить его до нитки. Напившись, он сразу выпустил ведро из рук и перегнулся в колодец, чтобы проследить за падением ведра в глубину. Ведро сорвалось в воду, и Заза почему-то обрадовался, словно в этот бездонный колодец должен был свалиться он сам, но чудом спасся. Он должен был упасть туда с цепью на шее…
— Бац! — воскликнул Заза громко. — Вот так!
— Заза! — кричала Заира.
— Вот так! — повторил он, отворяя калитку. Выйдя на дорогу, он увидел море, оно пряталось за бетонной стеной, и только пенистые чубатые волны выдавали его присутствие.
Заза долго шел под дождем и наконец вышел на шоссе. Деревня спала. На покрытой щебнем дороге стояли необъятные лужи. Их можно было заметить, только подойдя к ним совсем близко, в темноте лужа блестела, как спина лягушки. Когда он ступал в нее ногой, она чмокала по-лягушачьи и исчезала, и потом снова объявлялась впереди, и получалось, что лужи скачут. Потом он выбрался на асфальт. Отсюда до Сухуми было девять километров. Если не будет машины, вполне можно дойти пешком. Идти под дождем было даже приятно, вот только холодно.