— Сударыня, я с вами не знаком, но ваш запах будит в моей памяти образ той, которую я познал во сне.
— Милый Герк, а я, напротив, очень хорошо вас знаю и скажу вам, что вы бесподобны.
— Уж не та ли вы, кто…
— Да, это я. Меня зовут Альтена.
Они посмотрели друг на друга и неожиданно смутились, словно, разговаривая среди бела дня, выдали свои ночные тайны. Взявшись за руки, они отправились в старый порт. Стояла осень. Утро было еще теплым, но уже веяло прохладой. Альтена и Герк зашли в ресторанчик неподалеку от Пляжа Медуз. Они сели на безлюдной террасе под липами и молчали. Три сухих листа упали на столик. Порыв ветра приподнял их и снова бросил. Официантка принесла два пива. Пена, медленно поднимаясь, нависла над краями стакана. Запах опавших листьев тревожил.
— Ты прекрасна, — сказал Герк.
Легким движением Альтена отстранила волосы. В ухе у нее мелькнуло перышко ярко-голубого цвета.
Вдали поблескивала Шельда. Море неспешно отступало, монолитное, необъятное и спокойное.
Лето кончилось.
Женщины составляли гордость империи. Возможно, из-за своих особенных отношений со смертью. Будучи совсем юными, они испытывали неодолимую тягу к воде и, если их не остановить, убегали в Бухту Утонувших Детей и там бросались в поток. Некоторые из этих утопленниц попадались потом рыбакам. Глаза у них были восторженно распахнуты, губы улыбались. На теле не было следов мучения. Вид их порождал странную уверенность: эти девочки ошеломляющей красоты выбрали смерть в экстатическом порыве. Они жили недолго, как цветы, и умирали так же просто и красиво. Они не были похожи на утопленниц постарше, чья улыбка, как известно, исполнена печали. Впрочем, эти девочки даже не улыбались. Они напоминали маленьких ангелов, отправляющихся на детскую помолвку. Говорили, будто умерли они не взаправду. Их оставляли плыть по воле волн и называли счастливицами. Но те, кто видел, как течением их относит все дальше к бескрайнему горизонту, плакали.
Рассказывали, будто исландский Принц, побывав с визитом у Императора Аквелона, плыл на своем корабле вниз по реке, намереваясь выйти в Устье. Принц стоял на палубе и предавался грезам, как вдруг приметил в волнах юную утопленницу. Он велел убрать паруса и сушить весла, чтобы судно скользило вровень с плывущей девой. Она показалась ему невыразимо прекрасной. Не в силах уйти, Принц простоял на палубе весь день и всю ночь. Он вел беседы со своей красавицей и пел ей колыбельные. Морская зыбь покачивала волосы и руки утопленницы, и казалось, будто она дышит. Принцу чудилось, что дева слышит его песнь, его плач.
Когда корабль Принца вышел в Северное море, плывущую деву поглотило течение.
Затужил Принц.
И, вернувшись в Исландию, отправил в Аквелон послов, с тем чтобы просить в жены прекрасную утопленницу. Потому что жениться на мертвых не возбранялось. Правда, подобный союз подразумевал обет целомудрия. Дал Принц такой обет и удалился в свой снежный дворец. Он населил его ледяными статуями, изображавшими его самого коленопреклоненным. Постепенно статуи таяли, и Принц заменял их новыми точными копиями. Так, истекая слезами, чтил он память своей юной супруги.
Когда аквелонские юницы достигали более зрелого возраста, у них пропадала охота топиться — другая смерть начинала притягивать их к себе.
II
Однажды в Аквелон явился чужестранец. Император поинтересовался, откуда он держит путь.
— Я пришел из Рима, города, где все нетленно, — отвечал тот.
Император спросил, что странник думает о световых заслонах.
— Со временем они порвутся. Они безобразны, — был ответ.
Император спросил, что же в них такого безобразного, и услышал:
— Все, что недолговечно, безобразно.
И римлянин поведал о дворцах и памятниках Рима, столь основательно построенных, что тысячелетия им нипочем. Поведал о мраморных статуях, как две капли воды похожих на героев, с которых они сделаны, — причем до того искусно, что в конце концов герои становятся похожи на собственные изображения.
Император спросил у странника, существует ли в Риме писаный закон.
— Законы мы высекаем в камне, — услышал он в ответ.
Император щедро одарил гостя и велел отвезти его на границу.