Перед его мысленным взором вновь возникли страницы, которые он там, в домашней библиотеке, перелистывал так стремительно, что кончики его пальцев, казалось, рождали ветер. В его памяти всплывали скорее даже не убористые строчки рукописи, а буквы, менявшиеся в зависимости оттого, чьи руки их писали. Большая часть этих рук, похоже, принадлежала людям преклонного возраста или оказавшимся перед лицом бедствий, когда невольно возникало желание оставить об этом свидетельство для потомков.
Два-три раза он поворачивал голову к той двери, из-за которой доносились голоса, но чувствовал, что, даже если ему придется провести часы или дни в ожидании, он не встанет, чтобы отворить ее. Он будет ждать здесь, сидя на длинной лавке и благодаря судьбу, что смог добраться до этой приемной. Ему и в голову не могло прийти, что все произойдет вот так, настолько просто. Хотя, по правде говоря, не так просто все и было. Да и в самом деле, тут же осадил он себя, а долгий путь сквозь снег, а закрытые двери, а стражники в серо-голубых мундирах в пустынном вестибюле — так ли уж просто все это было?
И, сам не зная отчего, глубоко вздохнул.
В это время дверь распахнулась, и Марк-Алем вскочил на ноги. Кто-то выглянул из-за двери, увидел его и тут же исчез, оставив дверь приоткрытой. Изнутри послышался его голос.
Марк-Алем и сам не знал, сколько времени простоял в ожидании. Дверь оставалась приоткрытой, но теперь из-за нее доносились не голоса, а странное постукивание. Наконец вышел невысокий человек. В руке он держал ворох бумаг, к облегчению Марк-Алема поглощавших, похоже, большую часть внимания сотрудника. Тем не менее тот вопросительно посмотрел на него. Марк-Алему захотелось как-то извиниться за то, что вынудил коротышку выйти из комнаты, где наверняка было тепло, но под его взглядом Марк-Алем даже рта не смог раскрыть. Лишь рука его медленно вытащила рекомендательное письмо и протянула служащему. Тот протянул руку и собирался уже было его взять, но в то же мгновение отдернул ее, словно обжегшись. Он лишь наклонился к письму, мельком глянул и тут же выпрямился. Марк-Алему показалось, что в глазах у того мелькнула усмешка.
— Следуй за мной, — проговорил служащий и направился к двери, которая вела наружу.
Он вышел первым, и Марк-Алем последовал за ним. Какое-то время он пытался запоминать дорогу, но затем понял, что это было не только бессмысленно, но и попросту невозможно.
Коридор был длиннее, чем показалось вначале. Он слабо освещался из боковых проходов, в один из которых они в конце концов и свернули. Сотрудник постучался в какую-то дверь и вошел, оставив створку открытой. Марк-Алем остановился на пороге в сомнении, но тот знаком велел ему следовать за собой.
Еще не успев ощутить тепло, Марк-Алем уловил запах тлеющих углей. Посреди комнаты стояла медная жаровня. За деревянным столом сидел человек с мрачным вытянутым лицом. Марк-Алему показалось, что взгляд у того не только сейчас, но и еще перед тем, как он вошел, был прикован к двери, словно тот предвидел его появление.
Коротышка, теперь уже казавшийся Марк-Алему хорошим знакомым, подошел к сидевшему и что-то прошептал ему на ухо. Длиннолицый по-прежнему не отрывал взгляда от двери, будто в нее кто-то непрерывно стучал. Он послушал шепот подошедшего, затем что-то пробормотал, причем лицо у него осталось совершенно неподвижным. Марк-Алему показалось, что ничего не выйдет: ни его рекомендательное письмо, ни любые другие попытки повлиять на ситуацию ничего не значат для этих глаз, непостижимым образом прикованных исключительно к двери.
И тут ему что-то сказали. Его рука, преодолев враждебное сопротивление полы пальто, извлекла рекомендательное письмо, но, поскольку ему показалось, что от этого движения взгляд наблюдавшего за ним помрачнел, молнией мелькнула мысль, что он неправильно что-то понял, и хотел уже засунуть письмо обратно. Но рука низенького сотрудника потянулась именно за ним. Марк-Алем с облегчением протянул ему письмо. Однако обрадовался он преждевременно. Сотрудник, как и в первый раз, даже не коснулся письма. Рука его лишь очертила в воздухе некий маршрут, словно показывая, как надлежало следовать письму, чтобы прибыть куда нужно. Марк-Алем, совершенно растерявшись, понял наконец, что письмо следовало вручить другому сотруднику, который, вне всякого сомнения, был гораздо выше по своему служебному положению, чем тот, что привел его сюда.
Как ни странно, высокопоставленный сотрудник взял письмо и, оторвав взгляд от двери (Марк-Алем уже и надеяться перестал, что это когда-нибудь произойдет), принялся его читать. Пока тот читал, Марк-Алем не сводил с него глаз, надеясь что-то предугадать по выражению его лица. В этот момент стало происходить нечто, показавшееся Марк-Алему настолько ужасным, что напоминало ощущение кошмарного падения в бездну во время землетрясения, когда почва уходит из-под ног. Происходившее и впрямь имело отношение к падению в бездну, хотя и было его противоположностью. Чиновник с мрачным лицом, продолжая читать, медленно и равномерно поднимался со своего места, и вот это и привело Марк-Алема в ужас. Ему показалось, будто это движение никогда не прекратится и голова ужасного чиновника, в руках которого была его судьба, достигнет потолка, упрется в него, проломит насквозь и, исцарапанная, с осыпающейся по сторонам штукатуркой, станет пробивать этаж за этажом, пока не поднимется над крышей. Марк-Алем был готов уже закричать: «Хватит, не хочу я эту работу, верните мне письмо, только не поднимайтесь», но в это мгновение движение чиновника, словно услышавшего его внутренний вопль, прекратилось.