Я вздрогнула.
— Химический ожег?
— Нет. На этой неделе он то приходил в сознание, то терял его. Его ожоги настолько серьезны, что он принимает успокоительные. Но вчера мы начали сокращать их количество. Доктор Вернон хочет, чтобы пациент был в более ясном сознании, чтобы мы могли оценить боль и назначить лечение. Мы провели предварительную работу, но еще не приступали к разбору полетов.
Удаление омертвевшей кожи и тканей с обожженного участка было длительным процессом, сопровождавшимся сильной болью. У нас была специальная ванна, чтобы помочь, но, если ожоги были слишком серьезными, единственным способом подготовить область для пересадки было хирургическое вмешательство. Затем наступало ожидание. Ожогам нужно было дать время, чтобы восстановить хороший кровоток. Кожному трансплантату требовалось здоровое ложе, за которое он мог бы зацепиться.
Подготовка к пересадке занимала недели. После процедуры у вас будут недели на восстановление и наблюдение за ростом новой кожи. Добавьте к этому любую необходимую физиотерапию, и, похоже, наш новый пациент пробудет здесь некоторое время.
— Итак, как ты хочешь разделить отделение сегодня? — спросила я Ким.
— Ты можешь забрать Луну. — Она одарила меня понимающей ухмылкой. — Она спрашивала о тебе.
— Спасибо. — Я улыбнулась. У всех нас были любимые пациенты, и Луна была моей. У меня никогда не складывались личные отношения с пациентами, но она была исключением. — Тогда я возьму палаты с этой стороны.
— Звучит неплохо. — Помахав рукой, Ким направилась в палаты своих пациентов. — Увидимся позже.
— Пока.
Ожоговое отделение занимало небольшую площадь на пятом этаже больницы Святого сердца в Спокане. Десять палат для пациентов располагались вдоль внешней стены, в то время как пост медсестер и кладовые занимали центральную часть. Каждая смена делила отделение пополам, чтобы одна медсестра могла сосредоточиться на нескольких палатах, сгруппированных вместе. Это экономило много шагов, избавив от необходимости бегать из одного угла в другой весь день.
На данный момент на стороне Ким было четверо пациентов и только трое на моей. Но учитывая, что новый пациент был в тяжелом состоянии, у меня будет более сильная нагрузка, чем у нее сегодня. Стоило потрудиться, чтобы заполучить Луну.
Я вернулась на пост медсестер и взяла Айпад, чтобы записывать заметки пациента, затем прошла по коридору в палату 503. Прежде чем отправиться в палату Луны, я хотела проведать нашего нового гостя и представиться.
Майло Филлипс. Его имя звучало сильно и мягко, эхом отдаваясь в моей голове. Я просмотрела детали в его карте, пока шла к его двери, и мои глаза становились все шире по мере того, как список его травм продолжался и продолжался. Сотрясение. Множественные рваные раны. Ожог за ожогом.
Бедный человек. В последней записке врача подчеркивалась важность поддержания баланса жидкости и электролитов. В данный момент ожоги Майло иссушали его тело. Буквально. Сегодня я буду часто менять грязные повязки, пытаясь сохранить их сухими. Это и замена капельниц, чтобы поддерживать водный баланс в его организме.
Как упоминала Ким, самые сильные ожоги были у него на руках и туловище. Эти ожоги третьей степени были настолько глубокими, что кожа и нервы были разрушены; для восстановления потребовался бы трансплантат новой кожи.
В карте также были отмечены ожоги второй степени на лице Майло и другие на его ногах, где джинсы расплавились на коже. Они бы распухли и покрылись волдырями. Ему стало ненавистно видеть, как я вхожу в палату с горстью марли, потому что смена повязки при таком типе ожога может быть очень болезненной.
Я почувствовала знакомую дрожь, когда прочитала об остальных его травмах. Это был тот же самый приступ боли, который я испытывала всякий раз, когда слышала, как пациент плачет или вопит в агонии. Мое нежное сердце всегда болело за этих пациентов. Их боль была почти непостижимой, учитывая то, как долго я плакала в тот единственный раз, когда неосторожно воспользовалась щипцами для завивки волос и едва коснулась лба.
Поначалу работа в ожоговом отделении чуть не сломила меня. Каждый вечер я возвращалась домой оцепеневшая, с глазами, полными непролитых слез. Меня окружала боль, настолько сильная, что ее было невозможно постичь. Она просачивалась сквозь стены. Затуманивала воздух. В те первые две недели работы здесь я была убеждена, что совершила ошибку. Прошло несколько дней, прежде чем я подала уведомление, когда мой первый пациент был выписан. Она обняла меня и сказала, как ей нравились мои нежные прикосновения.