– Знаю, знаю. – Хилари иронично усмехнулся. – Возможно, я сам напыщенный и самодовольный старый болван. И возможно, будь старые болваны, на которых я жалуюсь, французами, датчанами или немцами, я бы возмущался не так сильно, ведь тогда я мог бы сказать: «А чего еще от них ожидать?» – и почувствовать свое превосходство. Но они мои соотечественники, и именно поэтому мне хочется, чтобы они были безупречными.
– Безупречен один только Бог, – сухо ответил Акбар-хан. – Мы, создания Божьи, порочны и несовершенны независимо от цвета нашей кожи. Но некоторые из нас борются за справедливость, и это внушает надежду.
Хилари больше не писал докладов о деятельности Ост-Индской компании, генерал-губернатора и совета, но обратился к занятиям, которым всегда уделял львиную долю своего внимания. Появлявшиеся в результате рукописи в отличие от шифрованных докладов отправлялись по обычным почтовым каналам, где вскрывались, тщательно изучались и укрепляли представителей власти во мнении, что профессор Пелам-Мартин всего лишь эрудированный чудак, не вызывающий никаких подозрений.
Экспедиция снова свернула палатки и, оставив позади пальмы и храмы юга, медленно двинулась на север. Аштон Хилари Акбар отметил свой четвертый день рождения в столице Моголов, городе-крепости Дели, где Хилари собирался закончить, выправить и отослать в Англию рукопись своей последней книги. По такому случаю дядя Акбар нарядил Аша в лучший мусульманский костюм и повел на богослужение в Джума-Машид, великолепную мечеть, построенную императором Шах-Джаханом и обращенную фасадом к стенам Лал-Килы, могучей Красной крепости на берегу реки Джамны.
Была пятница, народу в мечеть набилось видимо-невидимо, и многие люди, не сумевшие протолкнуться во внутренний двор, забрались на высокие ворота, а двое из-за давки сорвались вниз и разбились насмерть.
– Так было предопределено, – сказал дядя Акбар и продолжил молиться.
Аш стоял на коленях и клал земные поклоны по примеру остальных молящихся, а потом дядя Акбар научил его молитве Шах-Джахана, «Хутпе», которая начиналась словами: «Господи! Покрой славой ислам и всех приверженцев ислама через непреходящее могущество и величие твоего раба султана, сына султана, императора, сына императора, правителя двух континентов и повелителя двух морей, воина Бога, императора Абдула Музаффара Шахабуддина Мухаммада Шах-Джахана Гази…»
– Что такое «море»? – спросил Аш. – И почему морей только два? И кто предопределил, чтобы те два дядьки упали с ворот?
В качестве ответного хода Сита нарядила своего приемного сына по-индусски и отвела в городской храм, где за несколько монет жрец в желтом облачении нанес мальчику на лоб пятнышко красной краской и Аш пронаблюдал за тем, как Дая Рам совершает пуджу перед древним бесформенным каменным столбом, символизирующим бога Шиву.
У Акбар-хана было много друзей в Дели, и в обычных обстоятельствах он пожелал бы задержаться там подольше. Но в этом году он ясно чувствовал странные и тревожные подспудные настроения в обществе, и речи друзей нарушали его душевный покой. По городу ходили темные слухи, на узких шумных улочках царила напряженная атмосфера сдержанного зловещего возбуждения. Все это вызывало у него острое предчувствие надвигающейся беды.
– Что-то неладное затевается. В воздухе пахнет бедой, – сказал Акбар-хан. – Это не сулит ничего хорошего вашим соотечественникам, друг мой, а я не хочу, чтобы с нашим мальчиком приключилась какая-нибудь неприятность. Давайте уйдем отсюда куда-нибудь, где воздух чище. Города мне не по душе. Пороки и всякая мерзость плодятся в них, что мухи в навозной куче, а сейчас здесь зреет нечто худшее.
– Вы имеете в виду восстание? – спросил Хилари, нисколько не обеспокоенный. – То же самое можно сказать о доброй половине Индии. И по-моему, чем скорее оно начнется, тем лучше: нам необходим взрыв общественного недовольства, чтобы очистить воздух и пробудить от летаргического сна самодовольных болванов в Калькутте и Симле.
– Оно, конечно, верно. Но взрывом может и убить, а я не хочу, чтобы мой мальчик расплачивался за ошибки своих соотечественников.
– Вы хотите сказать, мой мальчик, – поправил Хилари с легким неудовольствием.
– Ладно, наш. Хотя меня он любит больше, чем вас.
– Только потому, что вы его балуете.
– Вовсе нет. Просто я люблю его, и он это знает. Он плоть от плоти вашей, но дитя моего сердца, и я не хочу, чтобы он пострадал, когда разразится гроза, – а она непременно разразится. Вы предупредили своих английских друзей в военном городке?