Но он поверил, когда решил уколоть иллюзию копьём. Змея свилась кольцом и впилась Холу в ногу. Чудом ему удалось добраться до комнатки, что он снимал. Укус был ужасен. Тоноак всю ночь сидел рядом и врачевал ногу. Вода текла из ран от зубов и не собиралась останавливаться даже на следующее утро.
Для наёмника это время пронеслось за секунды. Джинн причинял куда большую боль, чем какой-то водяной яд. В руке он держал отрезанную голову змеи - человеческую голову, живую даже после того, как её отделили от тела. Только он и джинн её видел. Ни хозяйка Надья, ни Тоноак ничего не замечали; для них не было ни шипения, ни капающей с острых клыков воды.
Не смотря на бледный вид Хол был в кои-то веки счастлив и сожалел лишь о том, что Ёная не была рядом. С ведьмой всё прошло бы куда более гладко. К обеду наёмник уже ходил, осторожно опираясь на раненую ногу, а с Ёнаей он бы ещё вечером излечился от яда, а то и вовсе не оказался укушен. Без своей ведьмы он был слишком уязвим.
К вечеру он сломал голову змеи, чтобы та заткнулась. Она глядела на меч и о чём-то с ним говорила. Разглядывая осколки бестелесного черепа, Хол увидел, что у неё уже начинал заново расти хвост.
Надья, худая милая женщина, державшая постоялый двор вместе с мужем и парой дочек, уже хотела его выселять, потому что Тоноак хотел позвать одного из храмовых жрецов, чтобы тот излечил Хола. Она не любила жрецов и боялась их, но Хол знал, в чём на самом деле была причина. Надья всегда смотрела на него странно, с беспокойством в глазах, она никогда не оставалась с ним наедине и старалась держаться от него как можно дальше.
- Да, это из-за меня. - Самодовольно говорил джинн. Вот только его признание вины ничего не меняло.
Впрочем, когда Хол заявился во время ужина на кухню, проблема исчезла сама собой. Надья увидела, что больной выздоровел, и у неё исчезла причина для выселения.
- Забавные вы существа, люди. - Шептал невидимый мучитель. Зубастое лицо его маячило где-то наверху. - Риск у вас в крови. Надья, человек, казалось бы, тихий и спокойный, старающийся не нарушать законы и жить так, чтобы наверняка, даже она ради лишней парочки серебрянок готова пренебречь своими чувствами. Любое животное на её месте давно бы сбежало, а птица - улетела, только лишь человек останется стоять на месте. Вы же разумны, вы доверяете только своим глазам и ушам. Что вам далёкое, смутное предчувствие беды? Его не потрогаешь, его не спросишь ни о чём, его как бы и нет - и потому вы ему не доверяете. А затем вас губит жадность и любопытство.
Хол старался не слушать, но не мог. В очередной раз он вертел в руках осколки прозрачного черепка, смотрел, как с них капает и капает вода и не мог поверить, что это произошло. Река и сотни, тысячи змей в ней не уходили из головы. Он хотел вновь их увидеть, чтобы убедиться, но странный страх говорил ему просто забыть.
Тоноак уже переделал все дела своего господина и мирно спал, когда Хол вышел на улицу. Стояло беззвёздное, облачное небо, и в кромешной темноте наёмник скорее по памяти, чем с помощью органов чувств пробирался к реке. Чем ближе он подходил, тем хуже ему становилось. В какой-то момент наружу через рот и нос потекла вода, но даже тогда он шёл вперёд, чтобы убедиться.
У самого берега чёрт заверещал, и Хол едва-едва смог устоять на ногах и не кувыркнуться в воду. Руки упёрлись в мокрую глину, и наёмника вывернуло наизнанку прямо в журчащую реку. Чувства обманывали его. Вокруг всё плыло и преломлялось, а в лёгких не хватало воздуха. Невыносимая тяжесть давила сверху и залезала в нос и уши. Он словно упал на самое дно реки, его тянуло с ней вперёд, и в то же время ноги крепко держали его у земли.
"В крови - яд", - понял Хол. Он впервые забоялся воды. Только упрямство заставляло его стоять на месте и взирать со скользкого берега на шумящую реку. Раздался слабый смех - это змеи, выглянув из воды, смотрели на убийцу одной из них. Яд давал почувствовать, что значит утонуть. Воздух вдруг исчез, он загустел и стал на вкус водой. С каждым вдохом грудь от него тяжелела и тяжелела, а глотка отказывалась вдыхать жидкость. Небо давило сверху толщей воды.
Но даже тогда Хол отказывал себе в бегстве. Он должен уйти победителем из этой схватки, гордо, не потеряв чести. Как и всегда. Никогда и ничего он не боялся - и не собирался начинать сейчас. "Река в шаге от меня", - повторял он и заставлял себя дышать размеренно и спокойно, - "Вокруг наваждение".