Мы также справедливо указываем, что катализатором выступил объективный процесс развития государства, абсолютистские тенденции собирания Ойкумены под знаменем императорской власти. И, как естественная реакция - противоборство аристократии, которая ощутила прямую и явственную угрозу своему положению со стороны Дома Готдуа. Да, семья Алеинсэ выступила наиболее решительно, столкнув первый камешек лавины, но разве она создала неустранимое в рамках властной парадигмы эпохи противоречие и напряжение?
А теперь зададимся вопросом - какую роль сыграл в общих событиях долгосрочный кризис мелкой знати? Амбиции бономов, разумеется, выступили подобно кресалу, но искра упала на сухое топливо, которым стали тысячи и тысячи ловагов, фрельсов, обнищавших всадников и сержантов. Тех, кто с одной стороны были обязаны нести дорогостоящие повинности военного сословия, то есть нуждались в постоянном источнике дохода. С другой же - становились жертвами последовательной и крайне агрессивной политики концентрации земли в руках ишпанов и гастальдов. Представим, что семья Алеинсэ отказалась от своих планов, выбрав иную меру взыскания задолженностей. Как долго еще могло продолжаться и к каким последствиям привело бы дальнейшее разорение и деклассирование мелкопоместного дворянства, «костей и мышц войны»?
Заметим, что здесь (пока, о них речь впереди) не упомянуто крестьянство, оказавшееся даже под более тяжким прессом, нежели всадники, а также Церковь Пантократора, униженная, ограбленная, взывающая к справедливости и мщению.
Наконец в последние годы мы стали свидетелями появления ряда крайне любопытных исследований относительно городской среды и ее влияния на Смутный Век. Введение в оборот ранее неизвестных источников показывает картину безжалостной, лишенной даже тени компромисса борьбы мелкого купечества с гильдиями почтенных негоциантов, а ремесленных советов, этих предвестников мануфактурной революции - с цехами, которые в описываемое время становились оплотом консервативного производства, в широком смысле «старины», опирающейся, в том числе, на установившуюся практику слабой центральной власти. Новые исследователи показывают на многочисленных примерах, что сердце смуты, безусловно, билось в городах, откуда выходили марширующие колонны пехоты, где ковалось оружие и доспехи, а также рождались ассизы нового закона. И это тоже - правда.
А истина заключается в том, что интересы гильдий, классов, сословий, цехов, так или иначе, приводили к одному - действиям конкретных людей, их мыслям и желаниям. Те, кто принимал решения и выполнял их, те, кто сражался и бежал от войны, храбрецы и жертвы безудержного насилия, выдающиеся личности, а также «немое большинство» - все они сплели полотно Истории из множества разрозненных нитей собственных судеб. И в конечном итоге ни один свидетель тех событий - сильнейшие из сильных, знатнейшие из знатных - не мог сказать, что Лихолетье обошло его стороной»
«Гибель Третьей Империи в письмах и воспоминаниях участников»
Кафедра Летописной Истории в Чалатенайо, 12.19.19.1.8,
II издание, по материалам рабочей группы «Тла-Темохуа»
«Сын мой, если ты читаешь эти строки, значит Единый счел мою жизнь завершенной, а душеприказчики исполнили волю, передав тебе сей архив. И ты, безусловно, теряешься в догадках - отчего твой отец, скупой на письма при жизни, доверяет тебе столь многое за гранью оной?
Постараюсь ответить.
Однажды, в самый темный час долгой зимней ночи я вспомнил Ее… Женщину с волосами цвета злого пламени, у которой было так много имен. Она приснилась мне, и образ Красной Королевы был жив и ярок, будто не минули десятилетия с того дня как я видел ее в последний раз. Все казалось так зримо, так явственно… Она молча смотрела на меня, улыбаясь едва заметно, краешками губ, той знаменитой и страшной улыбкой создания, что знает неизмеримо больше смертного. Улыбкой полубога или, что ближе к истине, демона, который смотрит на все и всех чуть наособицу, отстраненно. Не свысока, но скорее в мудрой печали того, кто видит множество дорог, закрытых для людей.
Я проснулся и больше не смог найти покой. До самого рассвета чаша вина и шерстяной плед стали мне утешением. И они же, уберегая от ломоты в суставах, напомнили, что я стар. Уже очень, очень стар… И тогда душой моей овладела горечь сожаления. Сколько историй я записал в свое время, сколько баллад и сказаний сохранил для тех, кто придет после нас, чтобы вновь раздуть огонь. Пергамент, церы, папирус и бумага, все познало мое перо… Но для истории Разрушения не нашлось у меня ни вдохновения, ни чернил. Я не написал ни строчки о Разрушителях, а ведь пережил Их всех, и все Они стали тенями в моей памяти. Слабой, неверной памяти обычного человека, чьи пальцы уже с трудом держат перо, а жизнь по воле Божьей может прерваться в любое мгновение.