Пауза неловко затягивалась. Крестьяне куда-то подевались, оставив нехитрый инструмент. Капуста мокла в корытах. Наконец фрельс шагнул вперед и с явной неприязнью, но вежливым четверть-поклоном вымолвил:
- Приветствую, Ваша милость, господин Бональд из Ашей.
Да, точно барон, к ним обращаются таким образом. Звучит почти как «Дональд», только ударение на втором слоге.
Веснушчатая дочь фрельса замерла, стиснув корзинку побелевшими пальцами. Господин Бональд подождал несколько мгновений, словно подчеркивая, что здесь он самый главный и определяет ход событий. Затем плавными, нарочито замедленными движениями перекинул ногу через седло и спрыгнул с лошади, чей повод сразу принял один из спутников.
Острый, внимательный взгляд барона как будто просканировал невидимым лучом искупителей и Раньяна, в сторону Гамиллы пришелец глянул скорее с любопытством, менестрель, одетый как чучело, вызвал тень презрительной улыбки. Елену барон, похоже, совсем не заметил, что было только к лучшему, социальная мимикрия, вроде бы, удалась.
Грималь, пользуясь моментом, без всяких вежливостей схватил Артиго на руки и понес в дом, закрывая собой. Барон проводил слугу взглядом, и Елене тот взгляд категорически не понравился, слишком внимательный и острый, в нем явственно читалась работа мысли: откуда здесь ребенок не крестьянского вида, почему ребенка спешат унести, какое отношение он имеет к разношерстной компании. Раньян этот взгляд тоже заметил, однако нужно было, как Елене, пообщаться с бретером несколько недель, чтобы прочитать на холодно невыразительном лице тень тревоги и недовольства.
Елена ждала крепкого рукопожатия, но господа обнялись, явно по необходимости, хлопая друг друга по спинам и обозначая любезные поцелуи, как положено братьям по сословию. Целовали, разумеется, воздух. Фрельс натянуто предложил отведать скудное угощение, барон со всей вежливостью отказался, сославшись на дела, спешные и неотложные, ведь хорошее застолье означает в первую очередь достойную беседу, а что за беседа накоротке? В другой раз всенепременнейшим образом.
Языком Бональд молол хорошо. Риторских уроков он явно не брал, но практиковался в речах долго, слова вылетали как стрелы у отменного лучника. Конники частично спешились, однако не пересекали невидимую черту, условный траверз, проходящий через господина. Судя по символике и нашивкам, человека три-четыре относились к мелкому рыцарству, остальные типичные сержанты. Явной агрессии не чувствовалось, но столь годная свита сама по себе внушала опасливое уважение.
- Мой почтенный господин, я вижу, вы благословлены долгом гостеприимства. Но все же позвольте отнять немного вашего времени, - весьма учтиво попросил Бональд из Ашей. У него даже не было с собой меча, вместо длинномера на ремне висел кинжал с треугольным и очень широким в основании - не меньше ладони - клинком.
Фрельс опять как будто с трудом оторвал взгляд от разряженного кавалериста и сосредоточился на вежливом собеседнике.
- Да, - машинально сказал он. - Позволю… Разумеется, позволю.
- Турнирный меч, - барон заметил, что Раньян все еще держал в руках оружие. - Редкий клинок в наших краях. Соблаговолите ли назвать себя?
- Меня звать Дотта, - мрачно отозвался Раньян, обозначая довольно ловкий и куртуазный поклон. - Дотта с севера. Я не имею чести носить благородную фамилию.
- А оружие дворянина, - приподнял бровь его милость. - И весьма дорогое.
- Ассизы не запрещают простолюдинам владеть дорогим оружием, - снова поклонился Раньян. - Это подарок.
- Ценный дар, - продолжал хмуриться Бональд, и в воздухе повисло невысказанное, однако явно подразумеваемое «слишком ценный».
- Я охранник на жаловании, Ваша милость. Встретил одного господина, которого сильно потрепали неблагоприятные обстоятельства и дорога. Я помог ему, он же счел возможным отблагодарить меня оружием.
- И как же звали того щедрого господина?
Фрельс недовольно поджал губы, но смолчал, ему не нравился допрос гостей, однако барон пока не перешел неких границ.
- Арфей.
- Просто Арфей? - сощурился Бональд.
- Он не стал назваться полным именем, а я не спрашивал. Если достойный господин считает нужным сохранять инкогнито, негоже покушаться на его намерение.
- Хорошие слова, - одобрил Бональд. - И что же за услуга? Или это тоже тайна?
- Нет, Ваша милость. Я нашел его, раненого, истекающего кровью на дороге. Согрел, разведя костер, поделился припасами, перевязал раны. Затем помог добраться в город и найти хорошего лекаря. Он счел себя обязанным и дал мне меч.
- На северной дороге, надо полагать?
- Да.
- Какая самоотверженность, - саркастически протянул барон. - Редкая честность в наши дни. Я бы скорее поверил в историю с обобранным трупом. Или ударом кинжала в спину.
- Да, к сожалению, в наши дни бывает и такое, - Раньян склонил голову, возможно, чтобы длинные пряди скрыли выражение лица бретера.
Горец, прислонившись к забору, тихо заматывал повязку, как будто все происходящее раненого совершенно не касалось. Барон повернул к нему голову и внезапно с недоброй ухмылкой сказал:
- Ходили слухи, в лесу к востоку отсюда насторожили самострелы на браконьера. Хитрая была сволочь, все ловушки обходил. А от самострела не сбежал. Бьюсь об заклад, если тряпку размотать, рана будет очень приметная.
Елена опустила голову ниже, чтобы никто не заметил кривую ухмылку. Что-то подобное она и предполагала, охотники ставили бы надежные, проверенные силки, а не сложный самострел с дорогой стрелой.
- Упал, на ножик наткнулся, - отозвался Марьядек с подходящей мрачностью. Немного подумал и добавил. - Ваша милость.
- Я бы попросил не учинять допрос, - с очень заметной неуверенностью сказал фрельс, и Елена только сейчас припомнила, что так и не расслышала его имени накануне. - Это мои гости, я не видел от них дурных поступков и не слышал дурных речей. Отсюда и пока долг не призовет их дальше в путь, они под моей крышей и защитой.
- О, мой любезный друг, они вроде как не под крышей, - улыбнулся барон. Скверно улыбнулся, нехорошо, однако Елена почему-то не чувствовала угрозу и настоящую опасность. Как будто его милость играл представление для одного зрителя.
- Так что обычай и буква закона оказались бы соблюдены в точности.
- Буква, но не дух. Так что, все же…
- Будь по-вашему, - Бональд развел руками, дескать, не могу отказать.
Хитрый жук, подумала Елена, хитрый и остроязычный. Ловко у него получилось на голых словах все вывернуть так, будто это не фрельс в своем праве дать убежище гостю против которого нет явных улик, а барон делает снисхождение, отступившись. Опасный человек. Хорошо, что Грималь уже скрылся в доме, унося Артиго. Хотя… возможно как раз наоборот, это могло возбудить интерес и подозрение, впрочем, что сделано, то сделано.
- Признаться, я недолго и по делу, - барон перешел на какой-то мещанский тон, без всяких «вашеств» и прочих любезностей. Он встал так, чтобы оказаться не лицом к лицу, а скорее бок о бок с фрельсом, несколько более доверительно.
- Что вы хотите? - столь же прямо спросил фрельс. С его дочери можно было ваять или писать аллегорическую фигуру тревожной нимфы, и Елена готова была бы побиться об заклад: что у девочки на лице, то у старого землевладельца в душе. Но почему?.. Какой смысл в этом представлении? И отчего фрельс так неуверенно, тревожно косится на разряженного конника? Причем тот, кажется. в свою очередь как-то что-то переживает, во всяком случае явно избегает прямого взгляда, то и дело нервически дергает поводья, вынуждая коня тревожиться, бить копытом и всхрапывать.
- Я хотел удостовериться, что ваш достаток соответствует притязаниям, - прямо сказал барон, будто по чурке топором вдарил. - Как добрый сосед и как верховод-воевода, разумеется.