Елена искоса глянула на воина, ожидая насмешку, но Пантин по-прежнему сохранял абсолютную серьезность.
- Что ж, сумбурный разговор у нас получился, - подвел он итог. - Но интересный, этого не отнять.
- Ты не скажешь, кто я на самом деле? - без особой надежды уточнила Елена.
- Нет. Это преждевременно.
- А может быть, самое время?
- Нет… Хель. Пожалуй, я буду называть тебя, как и остальные. Звучит, конечно, претенциозно, однако не хуже любого другого имени, - Пантин снова взглянул на небо. - Этого тебе знать не нужно.
Елена ощутила приступ ярости. Сколько дней и ночей, сколько… да уже не месяцев, а настоящих лет она гадала, почему здесь. Была это космическая случайность или некая предопределенность, что вообще все значит, какой в происходящем смысл!? И вот старый хрен шагает рядом, явно знает, что к чему, но молчит! И нет никакой силы, чтобы хоть как-то заставить его раскрыть тайну. Елена стиснула кулаки и зубы, понимая, что сейчас не тот момент для демонстрации норова. Обычного мужчину лекарка могла бы даже побить, воспользовавшись наукой Чертежника, но если этот мутноглазый черт выучил Раньяна и хоть немного равен красноглазой твари, то в его сторону лучше и мизинец не обращать. Чувство бессилия обжигало, словно крутой кипяток.
- Не злись, - покачал головой Пантин, кажется, он читал спутницу как открытую книгу. - Это тебе же во благо.
- Ну да, - буркнула Елена сквозь зубы, опять сдерживая слезы, теперь уже злости.
Хотя они шагали неспешно, огонь костра стал куда ближе, запахло курицей, прихваченной у фрельса.
- Именно так. Видишь ли, знание меняет человека. Любое знание. Оно сподвигает на мысли и действия, которые в противном случае не были бы задуманы и совершены. А у действий наступают последствия. То есть знание всегда отягощает человека некой ответственностью. Сейчас это для тебя лишнее. Нам будет, чем заняться, тебе представится возможность думать и делать нужные вещи, которые по силам. А прочему - свое время и место.
Елена вздохнула, потерла озябшие пальцы. Слова Пантина, как и положено мастеру тайных знаний, с одной стороны казались туманными, загадывали больше, чем открывали. С другой же в них был вполне определенный смысл. Как у речей Пифии в «Матрице», вроде бред, а вроде и нет, как посмотреть.
- Ложки не существует, - пробормотала женщина в иррациональной надежде, что мир вокруг сейчас рассеется, исчезнет, а она вернется домой. Повзрослев на два с лишним года по календарю и намного, намного старше в душе своей.
Но, разумеется, ничего не произошло, а мир остался там, где пребывал до того.
- Ты будешь меня учить? - спросила, наконец, Елена.
- Да.
- Этого хватит, чтобы отбиться?
- Скорее всего, нет.
Тогда какой в этом смысл, хотела спросить женщина и промолчала, зная ответ.
- Когда мы начнем?
- Сейчас.
Не то, чтобы Елена ждала чего-то другого, но… впрочем, действительно, почему бы и не сейчас, под кровавой луной, на холодном ветру? Она так хотела обрести наставника - вот он. И, надо сказать, при всей заумности, путаности речей, Пантин намного приятнее в общении чем покойный Фигуэредо.
- Я схожу за мечом.
- Не нужно. Меч тебе не понадобится.
- ?
Пантин остановился и посмотрел на Елену долгим взглядом, будто измеряя ее лазерным сканером от макушки до пят и обратно. Странно, красные глаза ведьмы светились в темноте, а серые бельма старого мага наоборот, словно забирали падающий на них свет без остатка.
- Чертежник, Чертежник, - пробормотал он. - Типичная беда мастера, он учил не тому, что тебе по-настоящему нужно, а тому, что лучше всего знал сам. То есть бретерскому оружию. Кинжал, это правильно, это хорошо. Но к нему надо было добавить не облегченный городской клинок, а шест. С твоим ростом и силой овладеть им за умеренный срок вполне возможно. А кто умеет бить и колоть шестом, тому подвластны посох, копье, галерный меч, даже с полэксом управится, если доведется взять в руки. Хорошего копейщика нелегко уязвить и мечнику. Впрочем…
Пантин повторил процедуру оценки, Елена чувствовала себя раздетой донага и на приеме у эндоскописта, который просвечивает фонариком изнутри всю утробу.
- Но возможно… - загадочно продолжил Пантин. - Возможно, да. Так даже лучше. Однако начнем мы не с меча и даже не с палки. Начнем…
Но в это мгновение воина прервал громкий возглас, доносящийся из уже близкого лагеря.
- Так… - внезапно спросил Раньян, лихорадочно оглядываясь. - А где мальчик?
Он старательно избегал называть Артиго по имени и от остальных требовал того же. Учитывая, сколько в отряде оказалось посторонних, это было разумной предосторожностью.
Путники начали переглядываться и озираться с характерными выражениями лиц людей, которых застали врасплох с очевидным, но безответным вопросом. К огню быстро подошли вечерние гуляки, как тихонько прозвал их Гаваль. Пантин выглядел вполне обычно, а вот Елена казалась бледной и потерянной, хотя двигалась намного ловчее прежнего и больше не кривилась при каждом шаге.
- Упустил, скотина! Спал! - Раньян пнул Грималя, который и в самом деле задремал на пару минут близ теплого костерка. Слуга подпрыгнул на месте, суматошно крутя головой и не понимая, что случилось. Елена удивилась - на ее памяти бретер впервые поднял голос и тем более ударил верного спутника.
- Украли, - прошептал Раньян с нескрываемым ужасом.
- Нет, - Пантин говорил четко и спокойно. - Не могли подкрасться. Он ушел сам, тихонько, пока собирали хворост.
- Куда?! - прорычал бретер, крутясь на месте словно пес, который окружен врагами и не может решить, кого грызть первым.
Ответ пришел в голову всем и, похоже, одновременно. Тяжкая, неприятная тишина повисла над лагерем. Раньян пошатнулся, как от внезапной слабости в ногах, закрыв глаза ладонью. Елена со стыдом ощутила укол мрачного удовлетворения - Артиго поступил в точности так, как и следовало ждать от малолетнего аристократика. Мелкая неблагодарная скотинка, что сама полезла в крысоловку. Может, туда ему и дорога?
- Г-г-господин, - пробормотал трясущимися губами Грималь, но Раньян его уже не слушал. А может быть и не слышал. Елена однажды видела у бретера такое лицо - холодное, отрешенное, как гипсовая маска. Это было в ту ночь, когда они бежали из Мильвесса, и Раньяна предали его же наемники. В ту ночь лекарка первый раз увидела, что такое высококлассное бретерство в исполнении настоящего мастера.
Пока Елена думала, Раньян молча развязал ремни на одной из переметных сум, которую прежде не распаковывал. На свет божий появилось нечто вроде анатомической кирасы из античности, однако доспех был не металлический, а коричнево-полупрозрачный, словно изготовленный из бутылочного стекла. Бретер натянул кирасу со скоростью, что достигается лишь долгими годами практики. Повесил за спину ножны с длинным мечом, быстро и уверенно накинул уздечку, а затем, не тратя времени с седлом, вспрыгнул на лошадь. Елена ожидала, что мечник скажет какую-нибудь речь, например, попросит сопровождать и помогать. Но Раньян с силой хлопнул животное по крупу, стукнул пятками в бока, и лошадь умчала бретера к городку, в подступающие сумерки.
- Кому-то поплохеет, - решил Кадфаль без тени насмешки или иронии.
- Наверняка. Но силы больно не равны, - покачал головой Насильник. - Под землей было чуть проще.
- Может, успеет догнать вашего мальца, - предположил Марьядек, впрочем, без особой веры.
Вдали затихал стук копыт.
- Ты не поможешь ему? - спросила Елена у Пантина.
- Нет.
- Почему?
- Я не могу. Не поднимаю руку на людей.
Елена ожидала любой ответ, кроме этого, самого простого, бесхитростного и нелепого. Она сглотнула и посмотрела в поступающий сумрак, куда умчался конный бретер. А затем вдруг поняла, что все глядят на нее, то есть абсолютно все. Смотрят с ожиданием, как на человека, который решает и указывает, что делать остальным.
_________________________
Гусиные ботиночки - вполне реальная практика из английской истории. Но в действительности так гоняли индеек, которые были дорогим деликатесом.