- Нет, нет, нет! - сказал, буквально выкрикнул наставник. - Ваше положение не является правильным!
Ощутимый акцент и расстановка слов указывали на выходца с юго-запада, которые общепризнанно считались лучшими всадниками, а также мастерами конного боя.
Оттовио сгорбился в седле, как забитый жизнью крестьянин на кляче, а не повелитель мира на великолепном коне. Лицо императора изображало вселенскую тоску и уныние. Конь тяжело дышал и выглядел загнанным. На подвижной морде под расшитым золотой нитью налобником читалось выражение, удивительно похожее на гримасу Оттовио. Граф переглянулся с маячившим поблизости смотрителем дворцовой конюшни, два знатока не сговариваясь, грустно качнули головами, понимая друг друга без слов.
- Только поворот! - горячился мастер. - Никакого наклона! Склоняясь, вы заставляете лошадь напрягаться сверх меры, животное устает намного быстрее. А в бою или при скачке можно выпасть из седла. Управлять лошадью следует, поворачивая седалище и тем заставляя ее хребет сгибаться в нужную сторону!
Оттовио честно попытался следовать указаниям, но безуспешно. Конь бесполезно взрывал песок копытами, печально косился темным глазом и раздраженно помахивал длинным - до самых подков - хвостом. Было очевидно, что император изнывает в ожидании, когда мучение верховой ездой, наконец, закончится, и можно будет вернуться к чтению старого папируса в компании Биэль аусф Вартенслебен.
Маркиза Вартенслебен…
Какая женщина, подумал Шотан. Нет, в самом деле, как старому лису из Малэрсида удалось это? Сын урод, каких еще поискать, зато три дочери от разных жен, ни одна не похожа на остальных и притом все писаные красавицы. Может и графу пора жениться?.. Интересно, что сказал бы герцог на просьбу руки Биэль?
- Левой рукой, левой! - уже не стесняясь, кричал наставник. - Не дергать! Нельзя поводья дергать так! Вы рвете животному губы, это же не соха!
Шотан вздохнул, думая, что все-таки островные - идиоты. Да, золота у них полные сундуки (хотя сейчас уже не столь уж и полные), пройдохи умеют зарабатывать, превращая в звонкую монету что угодно, включая надежды, мечты и прочие эфемерные сущности. Но вот имперского мышления у вырожденцев, которые гордились древними и нелепыми одеждами вкупе со столь же нелепыми прическами, не имелось и на мерное зерно ювелира. Последние недели островитяне - члены Регентского Совета и снующие между столицей и Островом эмиссары - казались графу детьми, которые выклянчили у строгих родителей богатую игрушку, однако не понимают, что с ней делать. Действия их были в целом правильны, этого капитан отрицать не мог. Сальтолучардцы стремились навести порядок в запутанной бухгалтерии Двора, обновить списки земель, именных привилегий, лесных реестров и прочего имущества. Но делали это без должного почтения и нужного подхода, как настоящие купцы.
Вот и сейчас… Да, восьмой сын держится в седле как мешок с подгнившей брюквой, однако это Император, а унижение происходит публично. Разумеется, здесь нет никого кроме охраны, а горцы в Мильвессе чужие, они не расположены молоть языком сверх необходимого. И все же… Они люди, что пьют в кабаках и, напившись, бахвалятся, как все мужчины. У многих есть постоянные любовницы, с которыми языки развязываются сами собой, кто-то задолжал ростовщикам и платит доносами. Все, что здесь происходит, непременно выплеснется слухами в тихие кабинеты бономов, а затем и на грязные улицы Мильвесса.
Наставник, тем временем, пытался вколотить в голову подопечного знание того, как следует защищать коня от вражеских выпадов. Шотан поймал взгляд командира гвардейского отряда, недовольный и даже отчасти виноватый. Горцу было неуютно наблюдать, как некий франт повышает голос на повелителя, гвардеец то пытался отвести взгляд, чтобы не видеть позорную картину, то вспоминал о долге и необходимости надзирать. Оттовио еще больше тосковал, наставник бесился от глупости ученика.
Так нельзя. Нет, совершенно нельзя, подумал граф и, хотя изначально намеревался дождаться завершения урока, решил, что некоторые вещи лучше делать раньше, чем позже. Шотан двинулся к центру арены, не тратя время на вздохи, а также иные ритуалы, которыми люди ободряют себя перед решительными действиями. Он буквально почувствовал, как руки охранников напряглись, крепче сжимая укороченные алебарды, больше похожие на длинные полэксы. Граф не оглядывался, но знал, что его маленькая свита в свою очередь поправила пояса и ножны, готовая прийти на помощь в любой момент.
- Никогда, никогда, запомните, ни при каких обстоятельствах нельзя выпускать поводья, - наставник чуть успокоился и уже не кричал. Дальше он произнес выразительную речь относительно защиты коня в кавалерийской свалке, где пошли в дело не только лишь копья, но и более короткое оружие.
- Ваше Императорское Величество, - подойдя ближе, Шотан отмерил безупречный поклон, не выпуская из рук меч. При этом капитан выговорил полный титул с подчеркнутым уважением, словно желая особо отметить контраст между собой и чужаком. Император ответил взглядом, полным благодарности, франт же совершенно «не ловил момент», надувшись от оскорбленной гордости.
- Граф, рад вас видеть, - искренне обрадовался император.
- Оставьте нас, будьте любезны! - в словах учителя звучал едва ли не приказ, что даже немного удивило Шотана. - Дождитесь очереди, чтобы показывать приемы своего низкого искусства.
Шотан удивился еще больше и на всякий случай оглянулся, не подкрадываются ли сзади убийцы. Во всяком случае, сам он, разбрасываясь столь вызывающими словами, использовал бы их только для провокации с последующим убийством. Мастер неверно истолковал этот жест, сочтя его за признак неуверенности, продолжил уже как настоящий приматор:
- Да-да, извольте отойти!
- Не вижу ни единой причины для этого, - чуть скривил бледные губы Шотан. - Я пришел, чтобы преподать Его Величеству еще один полезный урок, и намерен это сделать. А вот вам, полагаю, следует незамедлительно удалиться.
- Сие вам не решать надлежит! - наставник снова перепутал порядок слов, пытаясь, чтобы фраза звучала как можно пышнее и важнее. - Извольте дождаться очереди, а впредь проявлять больше вежества! Моя наука является вершиной мастерства для всякого воина, ей всегда первый черед, прочему же следует посвящать часы праздного досуга.
Сам напросился, улыбнулся в душе граф, вслух же сказал, сохраняя типичный для себя вид ожившей статуи без единой эмоции на холеном лице:
- Да, я тоже так думал, пока при одной безымянной деревушке меня не вышибли из седла. А после окружило с дубьем и топорами мужичье, презренное, но многочисленное. Случилось это потому, что я тогда был глуп… - Шотан сделал намеренную паузу, чтобы еще больше подчеркнуть последовавшее за тем. - … как вы. И следовал советам столь же глупым… как у вас. Но к счастью мне достало и времени, и мудрости, чтобы изжить сей порок.
Граф повернулся всем корпусом к императору, с которого, будто скверная пудра на ветру, слетели тоска и печаль. Теперь Шотан демонстративно обращался к Оттовио.
- Простите мне грех нетерпения, Ваше Величество, я позволил себе вмешаться, прервав Ваше занятие. Но мною двигало исключительно верноподданничество. Долг верности заключается в том, чтобы указать повелителю на ошибку, дабы оная не разрасталась, превращая царапину в язву.
- Да как вы смеете… - выдавил мастер, которого графу было почти жалко. Действительно, в такой ситуации нужно или сразу браться за меч, или демонстрировать чудеса риторики, красиво парируя хамские выпады. Заезжий - и очень дорогой - наставник определенно не был мастером ни в том, ни в другом.