- Наш лекарь дает лекарство моей супруге каждый день в течение двух недель, - барон подумал немного и уточнил. – Дважды. Утром и вечером.
- О, господи… - прошептала Елена с нескрываемым ужасом.
Что ж, теперь было, по крайней мере, ясно, отчего юная дворянка имеет бледно-синий цвет. Удивительно, что у нее не лезут волосы… хотя может и лезут, под капюшоном не видно.
- Что там бормочет эта убогая мещанка!? – не выдержав, завопил едва ли не в голос дипломированный медик. – Мое лечение безукоризненно! И я не собираюсь обсуждать его с… - он сплюнул, таки не удержавшись.
Елене тоже хотелось орать в голос, но по другой причине – она ясно понимала, что очень плохо представляет себе перинатальную медицину. И как может сказаться на состоянии явно не самой здоровой женщины хроническое отравление ртутью и минералом, который даже среди бесшабашных «смоляных» считался дико ядовитым. Что с этим делать и можно ли купировать последствия?
- Ваша милость! – разорялся меж тем дипломный врач. – Гоните прочь эту знахарку и самозванку! У нее же поддельная грамота! Нельзя получить такую без университета!
Барон оперся локтями на стол и сложил пальцы домиком, взглянул на Елену с интересом и недоверием. Женщине показалось, что в глубине темных глаз колотится отчаянная, слепая надежда, но ее, как ледок на морозе, затягивала естественная подозрительность.
- Это так, - лекарка решила идти ва-банк. Ей было просто жаль несчастную женщину, которую методично убивали вместо лечения. И барона, который наверняка был, как положено члену сословия, мудаком и сволочью, но явно беспокоился о жене.
- Я лишена университетского образования. Но грамота настоящая. Это подарок моего покровителя, которого я лечила, и который счел себя обязанным.
Что ж, в конце концов, она искренне хотела следить за здоровьем Флессы, так что это почти не ложь. Ну, разве что самую малость. Во благо вообще не считается.
- И его имя?..
- Я назову имя лично вам и под честное слово никогда не предавать огласке услышанное, - твердо сказала Елена.
- Продолжайте, - холодом в голосе барона можно было промораживать свиные туши до звонкого стука, но все-таки он слушал.
Елена приготовилась продолжить, но барон внезапно передумал.
- Хотя нет… Ступайте за мной.
Не оглядываясь и, похоже, ни секунды не сомневаясь, что женщина пойдет следом, мужчина встал из-за стола и шагнул к лестнице. Медик еще что-то доказывал, но барон сдвинул его плечом к низеньким перилам и лишь недоуменно покосился с немым вопросом на лице – что это за случайная помеха, которая не поторопилась освободить дорогу? Елена зашагала следом, не забыв прибрать грамоту, Раньян проводил женщину все тем же непроницаемым взглядом, от которого на душе стало чуть теплее. Да, конечно бретер вряд ли устроит ради нее такую же бойню, как для спасения Артиго. Но… немного спокойнее, когда тебя ждет один из лучших бойцов мира, пусть и не долеченный. Жоакина дергала мечника за рукав, что-то энергично шептала ему на ухо, но, кажется, слова ее пропадали втуне. Трактирный народ все так же глазел на бесплатное и яркое представление, было ясно, что короткую историю станут пересказывать неделями, украшая все новыми и новыми подробностями.
Самая роскошная гостевая комната на втором этаже стала естественным пристанищем баронской семьи. По меркам небольшого, хоть и процветающего города она была богато убрана и велика, да еще и протоплена. Перина казалась новой, пол чисто выметен и покрыт свежей соломой, в одном из окон даже имелось настоящее стекло. Медные подсвечники, стеклянная посуда на отдельной полке. Роскошь! Но все равно баронесса казалась здесь жемчужиной в куче перегноя. Без капюшона и маски женщина до невероятия походила на Лив Тайлер времен «Армагеддона», очень светлокожая брюнетка, только не с голубыми, а черными глазами, блестящими как обсидиан.
В нескольких коротких словах барон описал диспозицию: вот лекарка, она говорит о своем опыте и возносит хулу на мэтра с его методами. Ее стоит послушать, а если что, девка отведает щедрых плетей. Сказано это было монотонно, почти без выражения и как само собой разумеющееся. Елена даже хотела обидеться, но посмотрела в глаза женщины, которая сидела на краю резной скамьи, обхватив дрожащими, немного распухшими пальцами округлившийся животик. Облик дворянки вопиял о безысходном отчаянии, смешанном с робкой надеждой. Елена тяжело вздохнула, думая, что доброта и сострадание когда-нибудь доведут ее до беды. Может быть даже сегодня. Затем подошла ближе и опустилась на колени перед баронессой, осторожно взяла в ладони нервные и ледяные пальцы беременной. Ощущение было почти таким же, как во время встречи с фрельсом, когда Елена пыталась успокоить Артиго. Да… хотелось бы, чтобы сейчас вышло удачнее, чем в то утро.
- Я не ищу награды и почестей, - сказала лекарка со всей искренностью, поскольку действительно посчитала бы за большую удачу просто мирный расход без последствий. – Я хочу помочь по заветам Отца нашего Параклета, создателя здоровья и покровителя лекарского искусства. Расскажите, как вас лечат и от чего. Возможно, я сумею подсказать что-нибудь верное.
- Лекари не работают без награды, - кажется, подозрительность вернулась к барону с удвоенной силой.
- Мой спутник был не так давно тяжело ранен, - сымпровизировала Елена. – Я молилась о его выздоровлении и дала обет, что если Господь оставит страждущего в мире живых, каждую неделю я буду совершать доброе лекарское дело бесплатно, ради милосердия божьего.
Ложь проскочила меж зубов как намыленная, гладко и без малейшей заминки. Апелляция к высшей силе сразу помогла, доброта бесплатно, просто так – странно, подозрительно, а вот обет, фактически договор с Создателем в одном из Атрибутов – это нормально. И диалог кое-как пошел, разгоняясь, будто тяжелая телега, толкаемая под горку.
Баронская чета носила двойную фамилию Лекюйе-Аргрефф, что говорило о слиянии двух семей, примерно равных по значению и родовитости. А приставка «аусф», не редкая, но и не типичная для баронов, свидетельствовала о нешуточном богатстве. Теобальд и Дессоль были молоды, состоятельны… и доведены до отчаяния, поэтому, когда словно чертик на пружинке неведомо откуда выскочила странная женщина с безумными претензиями, ее не погнали сразу, а наоборот, стали очень внимательно слушать. Причем не просто слушать, но и рассказывать вещи сугубо интимные, абсолютно и категорически не подлежащие огласке.
Семья Аргрефф оказалась благословлена и одновременно проклята, не иначе как за тяжкие грехи предков. Женщины сего благородного рода часто носили двойни, но разрешались от бремени очень тяжело, так что род не единожды оказывался на краю исчезновения.
Немудрено, подумала Елена, исподтишка оценивая субтильную фигуру Дессоль. Для любой женщины в Ойкумене беременность становилась игрой в орлянку. Роды и послеродовая горячка с одинаковой непредсказуемостью и эффективностью убивали хоть крестьянку, хоть императрицу (например, супругу покойного Готдуа). Доходило до того, что Церковь Пантократора вынуждена была метать громы и молнии в адрес горожанок, которые вполне целенаправленно отказывались от брака и любого сожительства с мужчинами, не желая регулярно кидать монетку «повезет – не повезет». И если среди Аргреффов женщины все с такими узкими бедрами, да еще наверняка с плохим тонусом мышц… Никакого проклятия, чистая анатомия и физиология, но поди объясни это жертвам генетики.
Лекюйе-Аргреффам очень нужен был ребенок, любого пола, чтобы скрепить единение фамилий. И – доброе знамение! – Дессоль понесла, судя по верным приметам, двойню, в точности по традиции. Семья отправилась в Пайт-Сокхайлхей, чтобы там принять благословение святых отцов, совершить должные пожертвования и неустанно молиться в легендарно прекрасном и священном Храме Шестидесяти Шести. Однако по пути у баронессы начались типичные симптомы токсикоза с регулярной тошнотой. Медик – обвешанный грамотами по уши, спесивый как сам дьявол, бешено дорогой (только золото, никакого быдлячьего серебра) – поставил научно обоснованный, единственно верный диагноз: нарушение баланса пяти жидкостей в организме. И начал указанный баланс восстанавливать. Чем хуже чувствовала себя пациентка, тем, вестимо, больше становились дозы «лекарства». Очевидно, что проклятие нашло еще одну жертву.