Выбрать главу

Гюиссон, тем временем, умирал, не в силах подняться, стремительно истекая кровью. Крики из-под шлема становились все слабее и глуше, кровь из проколотой артерии заливала руки, обильно и на первый взгляд совсем не страшно. В таком количестве она уже не пугала, словно компот, разливаемый щедрым половником. Горцы, поняв, что других зрелищ не будет, удалились. Судя по жестам, старший со знанием дела толковал младшему, как расфуфыренный, но бойкий дворянин подловил скорого на руки, однако не на ум противника. Умный человек, впрочем, других князь на службу не берет, следует отдать должное горному дикарю – в солдатах он разбирается.

- Унесите, - приказал Шотан, и слуги потащили тело в сторону. Граф передал оруженосцу полэкс, снял перчатки, бросив их на стол, к тренировочным орудиям.

- Мои любезные господа, - сказал Шотан после долгой паузы. Она долженствовала подчеркнуть важность сказанного.

- Вы увидели, чему сможете научиться. Вы увидели, какую цену, возможно, придется заплатить. Нет урона для чести в том, чтобы отступить сейчас. Разумный муж соизмеряет силы и цель, он понимает, когда испытания лучше избежать. Те же, кто решит остаться… тяните плашки, берите оружие, надевайте мешки. И начнем.

_________________________

Хлебодар – один из первоначальных титулов Императора, из очень древних времен, когда правитель лично одаривал зерном приближенных, а также был «королем-жрецом», совмещая мирскую и отчасти религиозную власть. Служил заступником перед высшими силами, гарантом доброго урожая, то есть фактически самой жизни. Шотан с одной стороны умеряет амбиции молодых людей, но с другой – для тех, кто достаточно образован или просто умен – подчеркивает древность традиции, намекает на возможность стремительного взлета в «социальном лифте».

Глава 18

Глава 18

- Ты плохо спишь, - тихо сказал Артиго. – Я знаю.

- Да, - кратко согласилась Елена. – Есть такое.

Ей не хотелось обсуждать кошмары последних ночей.

- Мне тоже… снится, - прошептал ребенок.

Дворянское воспитание, зло подумала Елена. Парню почти десять лет, в таком возрасте местные уже работают в поле и на подхвате у цеховых мастеров, идут в барабанщики пехотных баталий, сбиваются в городские банды и грабят припозднившихся гуляк. Говорят, бывают даже оруженосцы лет одиннадцати-двенадцати. А барчук словно застрял в раннем детстве и телом, и разумом. Причем решительно неясно, удастся ли его вытащить из этого состояния. Хотя здесь опять встает прежний вопрос – надо ли к тому стремиться?

Чтобы отогнать неприятные мысли, Елена размешала в кружке лечебный отвар деревянной ложкой. Местная крапива отдавала совершенно безумной кислятиной, осенью дети собирали и сушили ее, а весной, когда истощались последние запасы и зерно, этот гербарий шел в суп и эрзац-хлеб. Кроме того по всеобщему убеждению отвар помогал от кровоточивости десен и выпадения зубов. Елена рассудила, что, судя по описаниям, в сушеной дряни, наверное, сохраняются витамины, а это как раз то, что нужно больному астенику.

- Мне снятся мои достопочтенные родители, - еще тише сказал Артиго. Немного помолчал и добавил неожиданный вопрос. – А у тебя есть родители?

- Конечно, - фыркнула Елена и, передав пациенту кружку питья, от которого мальчишку едва не вывернуло (но удержался) вдруг задумалась.

Несколько минут они сидели, в молчании размышляя о своем. Мальчик поджал ноги на свежей простыне, завернувшись в одеяло, Елена опустила руки, сгорбившись на табурете. За стенами склада гнали стадо полоумно визжащих свиней и что-то с душевной бранью пилили, наверное, свежую порцию дров. Горючий сланец последнюю неделю привозили нерегулярно. Городок с осени обсуждал всем обществом, что надо бы завести нормальную лесопилку с воздушным приводом, как у ветряной мельницы. В округе были неплохие леса, да и господа за не корабельное дерево большую цену пока не ломили. Останавливали благую идею два традиционных вопроса: кто вложится (и соответственно примет главные риски), а также как застраховать предприятие от подъема цен. В общем разворачивалась типичная проблема производителя, не владеющего источниками сырья.

- У меня были родители, - вымолвила Елена, переплетя холодные пальцы. Она провела подушечками по коротко стриженым ногтям и вспомнила, что не надевала колец и других украшений уже… да, годы. Тогда, в момент попадания, девушка оказалась без всякой бижутерии, потому что сняла ее для чистки. А затем стало, мягко говоря, не до того... Флесса хотела и была готова обвесить любовницу украшениями, как новогоднюю елку, но Елена отказывалась. Затем опять стало не до побрякушек, а если бы они и оказались под рукой, сразу превратились бы в звонкую наличность. Так и вышло, что единственным украшением остаются две разрубленные монеты на шнурке.

Может, хоть ленту красивую купить, повязать на шею… С другой стороны, а перед кем красоваться? С третьей, как будто женщине обязательно иметь какого-то партнера, чтобы стремиться выглядеть хорошо.

Елена вытянула сама себя из спирали невеселых размышлений, повторив:

- У меня были родители… Но нас разлучили. Так получилось.

От смены направления мысли не стали веселее и оптимистичнее. Далекий дом и родные, конечно, вспоминались, но… сглажено, как образы, видимые через шлифованное наждачкой стекло. Они даже не вызывали тоски, скорее теплую и преходящую память о необратимо ушедших временах, когда все казалось – и было – лучше чем сейчас. И тем более чем будет вскорости.

- А у тебя были какие-нибудь игрушки? – спросила она, чтобы как-то развеяться.

- Да.

Слово за слово и выяснилось, что под игрушками собеседники понимают разные вещи. У Елены игрушка являлась предметом, который предназначен сугубо для развлечения, веселого досуга. Как выяснилось, такая концепция была юному императору вообще неизвестна. У него имелось множество предметов, которые он считал и называл «игрушками», но... Скажем, деревянные солдатики. Казалось бы, что может быть естественнее для мальчишки, чем игрушечная армия? И у Артиго таковых имелось целых две. Только для «игры», то есть развлечения, они не предназначались.

- Вон там, - поднял руку мальчик. – Посмотри.

Елена порылась в его одежде, отметив попутно, что платье успело поизноситься, кое-что нужно бы залатать, а лучше продать и заменить. Ее пальцы наткнулись на что-то твердое, размером чуть меньше ладони, на свет появилась фигурка пешего воина. Интересно, как она оказалась у мальчика? Схватил во время бегства первое, что попало под руку? Или чем-то памятная штука?

- Ого, - искренне сказала женщина, поворачивая игрушку.

Фигурка, вырезанная с дивным искусством, и раскрашенная в пять цветов, изображала – судя по доспеху и копью - спешенного кавалериста, у чьих ног прилегла какая-то черная тварь. Елена вспомнила похожую, но куда более грубую штуковину из дома Баалы и еще раз подивилась качественной, наверняка предельно трудоемкой работе.

Судя по словам Артиго, в его покоях имелись десятки таких фигур, от жандармов до поваров. И это были не игрушки, а скорее модели, на которых юный аристократу следовало учиться практике военного дела и множеству других вещей, вплоть до обустройства замка и прочих владений. Елена заинтересовалась, и начала осторожнее расспрашивать, стараясь на поломать снова хрупкий мостик взаимопонимания, не слишком умело выстраиваемый обеими сторонами. От услышанного волосы малость привстали дыбом. Ранее женщина считала мальчишку инфантильным аутистом, теперь казалось, что перед ней сидит преждевременно состарившийся дед.

Артиго, как выяснилось, плохо понимал не только концепцию игрушки, но и вообще любого развлечения, то есть занятия, которое приносит лишь удовольствие и больше ничего. Все, что он делал в отчем доме, неизменно преследовало какую-нибудь практическую цель. Научиться читать – чтобы ребенок как можно раньше приобщался к назидательным история и хроникам, мог разбирать семейные летописи, счета, вассальные списки и так далее. Верховая езда – потому что аристократу должно путешествовать лишь верхом, а кто скверно управляется с лошадью, тот служит мишенью для насмешек. Рисование – чтобы ловко и разборчиво изображать родовые связи, набрасывать макеты гербов. Этикет «Пяти тысяч правил»... Язык… И прочая, и прочая. Только в области спорта у мальчишки зиял огромный пробел, судя по всему, после тяжелой болезни, перенесенной в раннем детстве, консилиум врачей поставил крест на любой физкультуре, как чрезмерно опасном испытании для слабого тела.