- Вы забываете, любезный друг, что я родилась и выросла в Малэрсиде, - ответила маркиза, склонив подбородок в легком поклоне. – Соленый ветер мне привычен с детства.
Курцио, разумеется, отметил, как Биэль поставила ударение на слове «друг», оставалось лишь правильным образом его истолковать. С другой стороны мужчина мог позволить себе роскошь вообще этого не делать, поскольку изначально собирался насладиться лишь обществом благородной дамы и приятной беседой. А когда не строишь далеко идущих планов, не в чем разочароваться. И…
И тем более приятен какой-нибудь интересный поворот событий, ежели он, в конце концов, происходит. Как говаривал отец: рассчитывай на малое, тогда неудача не принесет большого разочарования, а успех приятно удивит. И это, пожалуй, было единственное хорошее, что Курцио мог вспомнить о родителе.
- Дочь своего отца, - скрылся он за дежурным оборотом, ведя гостью через ярко освещенную анфиладу комнат. Обычно дом Курцио ночами стоял темный, как склеп, потому что временный хозяин или пропадал по делам, или работал, а шумные гуляния островитянин не любил и не устраивал, считая бессмысленной тратой денег. В этом Курцио расходился с герцогом, который точно так же презирал обжорство и празднества, но считал их недорогими вложениями в репутацию.
Ливрейный слуга ударил серебряным молоточком в серебряный же гонг, возвещая о начале скромного ужина, вернее, согласно этикету, позднего обеда. Сразу возникла небольшая заминка, выяснилось, что маркиза не пьет вина, вообще никакого. Однако в обширной кладовой нашлась бутыль сгущенного ежевичного сока, которая спасла положение.
- Я взял на себя смелость организовать перемены по собственному разумению, - предупредил Курцио, заправляя салфетку за ворот простого, но изящно пошитого кафтана.
Теперь мужчина был одет по усреднено-континентальной моде, без столичных изысков, в его платье отсутствовали даже намеки на что-либо островное. Вычурная прическа тоже пропала, и, чтобы не выглядеть по-дурацки с обритым на треть черепом, Курцио постригся, оставив короткий ежик волос под маленькой шапочкой. Ныне лишь тонкие ниточки выщипанных бровей напоминали о его происхождении.
- Что это за блюдо? – спросила маркиза, с интересом рассматривая нечто, похожее на вытянутую грушу розовато-телесного цвета в обвязке.
- Оригинальный деликатес Сальтолучарда. Такой вы не отведаете ни в Малэрсиде, ни здесь, в столице. В переводе он звучит как «морская свинья». Задний мускул со свиной ляжки засаливают на десять дней, затем промывают в особом вине, снова солят, теперь с редкими травами. Упаковывают в мочевой пузырь и обвязывают вручную. Дальше мясо должно выдерживаться не менее чем полгода в месте сухом, тенистом и хорошо проветриваемом. Только тогда свинина раскрывает свой подлинный вкус. Я обучил моего повара этому искусству, и он добился неплохих результатов.
- Любопытно.
Повар, явившийся специально ради этого момента, самолично отрезал несколько ломтиков. Он действовал ножом, который больше смахивал на бритву и резал столь же остро, пластинки пропускали свет, как просмоленная бумага.
- Большая часть нашей кухни, так или иначе, вышла из провианта, который запасали моряки, - пояснил гостеприимный хозяин. - Воду, зерно и другие плоды земли можно купить в разных местах, но мясо дорого и не хранится долго. Десятки поколений солили мясо и сало всевозможными ингредиентами и способами, добиваясь наилучших результатов. Некоторые рецепты со временем…
Курцио запнулся, подбирая слово, и Биэль с улыбкой подсказала:
- Стали золотыми?
- Именно.
- Тонкий вкус, - отметила маркиза, отведав мясо. Не глядя на повара, обозначила поклон в его сторону, сказав. – Мой комплимент достойному творцу сего деликатеса.
Что ж, по крайней мере, один человек в этот вечер оказался полностью, абсолютно счастлив. Повар возвратился к себе, в царство огня и сковородок, обогащенный лучшим воспоминанием в своей жизни.
- В Малэрсиде тоже любят и ценят улиток, - сказала Биэль, пробуя новую перемену. – Наши негоцианты даже продают их в бочках с мокрой травой.
- Следовательно, вы знаток и ценитель, - предположил Курцио.
- Увы, не нужно быть знатоком, чтобы сказать: ваши лучше. Качественные улитки растут на свободном выгоне и только на хорошей глинистой почве, им нужны съедобные сорняки, в основном одуванчики, и обилие росы для питья. А земля нашего владения слишком богата песком и солью, улитки, что взрастают на ней, годятся лишь купцам, которые хотят сервировать столы как дворяне.
- Поистине, ваша образованность уступает только вашей красоте, - изящно польстил гостье хлебосольный господин дома.
- Я ждала от вас большего, - с убийственной прямотой сообщила Биэль, так что Курцио едва не прикусил язык.
- Простите? – нейтрально осведомился он, с легким звоном отложив на фарфоровую подставку однозубую вилку для улиток.
- Я ждала большего, - столь же прямо сказала женщина. – Мой отец отзывался о вас нечасто, весьма красноречиво и разнообразно. Если отбросить лишнее, из его слов представал образ человека целеустремленного, оригинального, чуждающегося жеманных манер… а также скучных тривиальностей.
Дочь своего отца, повторил про себя Курцио. Немилосердная жестокость в дистиллированном виде, как «мертвая вода» тройной перегонки. Только у герцога это качество все же маскируется лисьими повадками, а дочь рубит наотмашь, словно палач. Ответить можно было разнообразно и много, но эмиссар после мгновенной паузы, решил, что если уж вечеру должно стать по-настоящему оригинальным и незабываемым, пусть так и будет.
- И вы хотели видеть именно такого человека? – столь же прямо уточнил он. – Считаю своим долгом предупредить, он может быть весьма неприятен.
- Так покажите мне настоящего Курцио Алеинсэ-Мальт-Монвузена. Какого не видела еще ни одна женщина. И тогда я сочту, что ваше уважение ко мне действительно велико.
- Непростое пожелание, но... я постараюсь.
- Буду признательна.
Курцио чуть двинул пальцем, и молчаливый слуга налил вишнево-синюю жидкость в бокал собеседницы. Да, не стекло Вартенслебенов, но более чем соответствует моменту. Повинуясь следующему жесту, вся прислуга молча покинула зал. С едва слышимым стуком затворились створки высоких дверей из тяжелой лиственницы, лишенной смолы. Биэль перестала улыбаться, ее правая рука в, казалось бы, случайном движении коснулась шва на левом рукаве.
Восхитительная женщина, подумал Курцио. Никаких тебе заколок, гибких клинков на поясе и прочей мишуры. Нормальный и хорошо скрытый стилет. Настоящая Вартенслебен.
- Как обстоят дела у нашего протеже? – спросил Курцио.
- Вы уверены, что хотите сейчас обсуждать именно его? Надо сказать, в общении с дамой оная, как правило, ждет, что все мысли благородного господина будут посвящены ей, - улыбнулась Биэль, как обычно, скорее обозначив эмоцию легким движением губ. Маркизе это крайне шло, выглядело загадочно и многообещающе-коварно. Что-то было в этой улыбке от куртизанки и в то же время… убийцы.
- Вы хотели увидеть истинного Курцио Алеинсэ-Мальт-Монвузена, - мужчина едва удержался от плебейского пожимания плечами. – Поэтому мне приходится выбирать между прямо высказанным пожеланием, и… - он сделал паузу, рассеянно перебирая в пальцах золотую вилочку для маринованных фруктов. – Куртуазными правилами. Ожиданиями дамы, которые можно отрицать, однако нельзя не принимать во внимание.
- Действительно, - согласилась маркиза. – Нелегкий выбор.
- Я выбрал первое. И в настоящий момент меня крайне волнует все, связанное с воспитанием Оттовио. Так что я решил спросить об этом напрямую у репетитора.
- Хорошо.
Биэль дала краткое, но исчерпывающее описание прогресса императора, закончив словами:
- На днях мы будем смотреть портреты. Выставка уже обставляется должным образом.
- О, так эта традиция все еще жива, - почти не удивился Курцио. – Хотя, казалось бы, невеста для Оттовио уже назначена. Причем давно.