Наверное, результат сугубо феодальной организации общества, подумала женщина. Все построено на сословиях, личных клятвах и привилегиях. Понятие нации пока отсутствует даже в теории, раса по большому счету одна, пусть с многочисленными ответвлениями. И держава опять же одна, потому что формально Старая Империя существует по сию пору, властвуя над всей обитаемой землей. Да и Церковь Единого – не католичество, попов крепко сдерживает аристократия, которой не нужны конкуренты. Поэтому настоящая вражда по большому счету может быть только личной и соответственно ограниченной возможностями ненавистника. Что ж, по-своему логично. Нет точки сосредоточения общей ненависти – нет и тотальной вражды на взаимное истребление, которая могла бы увлечь массы.
Точка ненависти… оборот ей понравился, но вылетел из памяти с той же легкостью, как возник, потому что вернулся Раньян, злющий, словно гиена. Приступы бешенства посещали бретера нечасто и выглядели ужасающе именно на контрасте с местными традициями проявления эмоций. Для мужчины в порядке вещей было кричать и рыдать в голос, бретер же как будто замыкался в себе, становясь очень грустным. В таком состоянии злобного меланхолика он походил на гранату с нестабильной взрывчаткой и выдернутой чекой.
Артиго сразу забыл про свою родовитую исключительность и завернулся в одеяло, как странник в плащ под ливнем. Да и Елена, глядя в темные глаза Раньяна, почувствовала холодок, предательски скользящий вдоль хребта в сторону копчика и ниже.
- Бери меч, - бретер не просил, а приказывал. – И ступай за мной. Посмотрим, чему ты научилась.
* * *
- Ты могла ему навредить.
Сейчас Елене стало по-настоящему страшно. Не от мертвого тона, которым была произнесена короткая фраза, и не потому, что Раньян говорил в процессе жестокого рубилова, не теряя дыхания. А из-за того, что бретер постепенно, шаг за шагом, увеличивал темп боя и, похоже, бил всерьез. Поединок, начавшийся как жесткий тест практикой, все больше походил на запланированное убийство. Типично бретерское, в соответствии с больной эстетикой цеха – прикончить красиво и стильно, как будто по правде и закону.
Женщина бы ответила, но боялась вылететь из ритма и «потерять воздух», так что ограничилась коротким, будто лай:
- Нет.
Хотя на самом деле, конечно, могла. Сейчас идея вытащить на доморощенный (да еще и зимний) футбол ребенка, только выкарабкивающегося из тяжелой болезни, уже не казалась такой хорошей. Наоборот, по здравому размышлению она представлялась более чем рискованной. Но объяснять разъяренному убийце, что женщину поразил блеск настоящего, живого интереса в глазах молодого старичка, тот момент, когда юный аристократ вдруг стал похож на обычного мальчишку… да, в сложившихся обстоятельствах пускаться в оправдания было бы неразумно.
Начинала подкрадываться усталость, меч казался тяжелее, а бретер наоборот, еще быстрее. Его мессер имел довольно сильный изгиб, нехарактерный для такого оружия, и больше походил на саблю с удлиненной рукоятью. И действовал им Раньян в классическом сабельном стиле, одной рукой, оперев другую в районе тазобедренного сустава. С каждым ударом Елена все больше уверялась, что мечник привел ее на полянку в южной стороне от города с твердым намерением здесь и оставить. Завалить просто так – было бы некрасиво, неправильно, предосудительно. А когда мастер случайно убивает не слишком искусного ученика… что ж, судьба.
- Ты хотела ему зла.
- Нет.
Послеполуденное солнце светило идеально, не слишком ярко, не слишком тускло. Температура так же располагала к бою, уберегая поединщиков от теплового удара. Поверхность вот подвела, но Раньяну подтаявший снег не мешал, бретер скользил на длинных ногах, как призрак. Елена пыталась, в соответствии с наукой Пантина, держать оппонента на расстоянии, всегда выводя клинок на кратчайшую линию между бойцами, так, чтобы любая атака противника сама по себе приводила его на острие. Но ее меч был для этого коротковат, а кроме того бретер обладал удивительным чувством дистанции и оружия, он раз за разом отбивал ее клинок своим, и Елена ничего с этим поделать не могла.
Она едва не поскользнулась, в последнее мгновение удержав равновесие. Елене все реже удавалось атаковать, в основном женщина оборонялась, причем «глухо», без возможности контратаки. Понимая, что с каждой секундой уходят силы, следовательно, и шансы на успех, поединщица отчаянно рубанула вертикально, целясь в голову, тоже по-сабельному, не с замахом, а описывая мечом круг вдоль тела, изнутри наружу. Раньян без всяких изысков принял удар на крестовину гарды, высоко, на уровне ключиц, и начал прием, когда поворот кисти дает возможность уколоть вражеское предплечье изнутри, а то и подрезать запястье фальшлезвием. Елена спаслась, лишь действуя на опережение, дернув руку вверх и в сторону, чтобы расцепить клинки. Тело все сделало само, по памяти тысяч и тысяч повторений, а сознание с фаталистичной отстраненностью подумало – вот и все. Фронтальное положение, оружная рука в стороне и парировать не может, щита нет.
Раньян как молния уколол ее в район солнечного сплетения, отступил на шаг, уперев оголовье рукояти ножа себе в грудь так, чтобы лезвие смотрело вверх. Позиция, означавшая - боец не намерен сражаться, вообще или сейчас. Обычно так показывали, что противник может поднять выбитое оружие, взять новое или просто умереть с достоинством. Елена тоже отступила, повинуясь лишь инстинктам, что требовали сбежать как можно дальше от черного убийцы. Одежда на ней вымокла, дыхание прерывалось, меч казался тяжелым, словно турецкая гиря. Свободной рукой Елена быстро ощупала рану и под пальцами оказалась лишь дырочка в куртке. Кажется, острие даже не поцарапало кожу.
- За-чем? – спросить удалось в два приема, между вдохами. Елена наклонилась вперед, опершись кулаками о бедра выше колен, глядя исподлобья на противника.
Раньян не спеша вытащил из раструба перчатки чистую тряпицу, обтер клинок мессера, убрал в ножны, едва слышно скрипнувшие деревом по металлу. Тихо стукнул кожаный клапан на устье ножен, оберегавший сталь от влаги. Лишь после этого бретер сказал:
- Я хотел тебя убить. Поначалу.
- Интересное… намере… ние, - выдохнула женщина уже более-менее ровно. Елену весьма обнадежило это «поначалу», из него следовало, что не «сейчас».
- Я не был уверен в твоих мотивах.
- Человек раскрывается лишь в бою? Только скрестив мечи, познаешь его сущность и все такое? – фыркнула женщина, более-менее отдышавшись.
- Нет, конечно, - в свою очередь скривился бретер. – Какая глупость. Просто я решил тебя убить. А после передумал.
- Ну, спасибо, - Елена обозначила поклон, не отводя взгляд и не выпуская меч. – Милостями вашими!
- Я никогда не занимался… отцовством, - по-прежнему сумрачно сказал Раньян, одергивая рукава. Елене захотелось дать ему по физиономии – даже не вспотел, скотина!
- Я не знаю, как воспитывать сына, - честно признал бретер. – А тем более, когда он император. Поэтому иногда я действую... с перебором.
- Слушай… - Елена, убедившись, что опасность позади, рискнула подойти ближе. – Я все понимаю, но, по-моему, это глупо. Не проще ли было поговорить?
- Он едва не умер. А ты заставила его дышать холодным воздухом.