- Звучит подобно комплименту, - Биэль удержалась от улыбки. – Но, кажется, он отринул ложную веру?
- От старых привычек сложно избавиться. Что же до меня… начинаю сомневаться, тому ли ребенку доверил наше владение, - мрачно сообщил герцог.
- О, нет, отец, - легко взмахнула ладонью маркиза. – Умоляю, оставьте эти мысли. Пусть Флесса дальше в хвост и в гриву дрессирует Малэрсид. Ей нравится.
- Да, власть это блюдо, которым трудно пресытиться, - мрачно согласился герцог.
- И у нее получается, весьма, весьма неплохо. Мне же это скучно.
- Дела семьи и владения не могут быть скучными, - еще мрачнее сказал герцог.
- Меня не увлекают повседневные, рядовые заботы. Даже если они значимы и приносят выгоду. Мне интересны задачи уникальные, удивительные. Те, которые иным не под силу. Так что сейчас каждый на своем месте. Флесса развлекается, как может, дорвавшись до настоящей власти, причем с пользой. Кай воюет, опять же успешно. А я… - маркиза помолчала. – А я там, где вершатся судьбы мира. И, наконец, могу использовать свой ум, свои знания по достоинству.
- Можно подумать, я тебе препятствовал, - проворчал старик.
- Препятствовали, - с вежливой и холодной непреклонностью отрезала дочь. – Вы хотели запрячь меня и заставить тащить владение Вартенслебенов в общей упряжке. Под вашим кнутом. А я не люблю ни упряжь, ни кнуты. Разве что в удовольствиях, кои вы считаете предосудительными.
- Не хочу этого знать! - возмутился герцог. - Что же до остального, то закаленный клинок обретает единовременно и упругость, и прочность. Надо сказать, не столь уж давно я был разочарован детьми, полагая себя несчастнейшим отцом в мире. Теперь же… следует помолиться и сделать хорошее подношение в Храм, коль уж мы здесь, в духовном сердце Империи. Кажется, роптал я напрасно, гневя Пантократора.
Дочь могла бы сказать отцу многое насчет его воспитательных загонов и методик, но по целому букету причин сочла за лучшее воздержаться. Отвернулась, сосредоточившись на семисвечнике, который освещал кабинет в полуночный час. Маркиза чувствовала, что ноги держат ее лишь на силе воли. Хотелось упасть – не сесть, а именно упасть на стул, развалиться, безвольно свесив руки, позволить физиономии расплыться в гримасе удовлетворения самой собой. И немного помечтать о встрече с интересным человеком, который неожиданно заинтриговал Биэль, не без оснований полагавшей ранее, что ни один мужчина больше не в состоянии чем-либо удивить ее.
Однако было еще несколько вопросов, требующих разрешения. И в первую очередь – коробка на столе. Биэль сложила руки на животе, вымолвила, глядя в сторону:
- Как обстоят дела с нашими податями? Семья Вартенслебен по-прежнему не платит императорскую долю? Это плохо влияет на репутацию и осложняет некоторые переговоры. Мы слишком похожи на алчных временщиков.
- В день коронации я со всем почтением и на всеобщем обозрении преподнесу Оттовио причитающееся Двору мыто, - отмахнулся герцог. – Это уже обговорено. Тем более, что деньги пойдут на оплату войск, коими мы же и станем командовать.
- А… - кивнула дочь. – Понимаю. Сначала вызвать кривотолки, дать им разгореться… Затем публично осрамить клеветников и зарекомендовать себя как вернейшие из верных. При этом армия, нами оплаченная, мимоходом решит кое-какие частные задачи к нашей же пользе.
- Именно так.
Странно, однако при том, что вроде бы все вопросы были разрешены ко всеобщему удовлетворению, голос маркизы теперь звучал еще ниже и… почти зловеще. Как обещание убийства или яда в бокале.
Вартенслебены обменялись понимающими улыбками, но герцог нахмурился, почувствовав некую перемену в настроениях дочери.
- Тебе есть, что еще мне сказать?
- Да. Что в том ящике? – прямо спросила Биэль.
Удивительное дело, старик промолчал.
- Что там? – повторила маркиза и, не дождавшись ответа, едва ли не шепотом закончила. – Значит, это она…
Да, - герцог машинально опустил кончики пальцев на гладкую лакированную поверхность. – Это Клавель.
- Ты должен был спасти ее! Должен был хотя бы попытаться!
- Не забывайся! – рявкнул герцог. – Помни, с кем говоришь!
- Я помню! – и не думала понижать голос старшая дочь. – С отцом, который год за годом повторял нам о долге перед семьей! О нашем долге перед ним, как олицетворением, флагманом и штандартом семьи! И вот, когда одна из нас нуждалась, ты бросил ее акулам! Это что, дорога в одну сторону?! Все тебе и ничего от тебя?