- Великолепно! - с куда большим энтузиазмом отозвался гость. – Мои патроны рассчитывали на подобный ответ, однако и они придут в изумление от его полноты и ясности. Но мне кажется, правильнее будет вам самолично назвать прецеденты и отсылки. Ведь это ваша музыка и ваша скрипка.
- Замечательно, - без всякой радости согласился Ульпиан. – И все же… Я предпочел бы…
Он явно замялся, желая, однако, не решаясь высказать некую мысль.
- Выдающийся господин, - в голосе невидимого пришельца лязгнул явственный металл, Елена подумала, что угадала верно, человек с такой выправкой и размахом плеч вряд ли зарабатывал на жизнь лишь конторской службой.
- Выдающийся господин, разве вы откажете себе в праве открыть новую страницу в истории законов и суда Ойкумены?
- Оставьте лесть! – махнул рукой глоссатор. – Мы оба выше этого. Льстец всегда скрывает за словами личный интерес и соответственно убыток для того, кто является мишенью приторных слов.
- Как пожелаете, - мгновенно перестроился чужак. – Тогда скажем проще, мы рассчитывали на то, что указанную позицию и веление законов предадите огласке именно вы. И вы же станете открытым защитником попранных прав честных негоциантов, а также прочего малого люда, бессильного против злоупотреблений господина.
Ого, подумала Елена, жесткая разборка пошла. Но кто же все-таки этот полуночный гость, у него осанка и плечи воина, но речь образованного человека, для которого привычен пергамент, а не меч. Женщина более-менее поняла суть вопроса, однако решила оставить тщательное обдумывание на потом. Сейчас же она вслушивалась, ловя чутким ухом каждое слово развернувшейся баталии.
- Мы заключили соглашение, - не остался в долгу юрист. – Очень предметное. Ваши господа хотели получить ответ на вопрос. О том, что я выступлю открыто и тем более займу сторону правового конфликта речи не было! Ответ я дал, он подкреплен всей силой моих знаний и содержанием судебников. Готов продиктовать его лично вам с подробной росписью всех сводов и правил, на которые предстоит ссылаться.
- Хм… Письмо с вашей подписью и печатью? – задумался гость. – Что ж, не лучшее из возможного, но быть может и это будет приемлемо.
- Нет. Я сказал «продиктовать», а не «составить», - оборвал его размышления глоссатор. – Следите за строгостью словоупотребления.
Все жестче и жестче, отметила Елена. Кажется, Ульпиан напуган, хотя всеми силами это скрывает. Впрочем, наверное, следует говорить не «напуган», а «обеспокоен». Что ж, немудрено – деньги, цензы, королевские интересы…
На этот раз пауза длилась долго, не меньше минуты. Судя по скрипу половиц, гость или тяжело переминался с ноги на ногу, или ходил мелкими шагами туда-сюда, оставаясь вне поля зрения дырки в стене. Глоссатор молчал, нервными движениями подтягивая мантию, словно пытался растянуть теплую и дорогую ткань.
- Мой любезный мэтр, - с опасным уважением в голосе вымолвил, наконец, пришелец. – Вам было заплачено много. Кое-кто даже сказал бы, чрезмерно, и таковые нашлись, и они говорили. Однако мои патроны пренебрегли хульными словами, они передали вам золото, не считая потраченной даром ни одной монеты…
- Уж не хотите ли вы сказать, что я не выполнил своих обязательств? – решительно перебил юрист.
Ульпиан воинственно расправил плечи, скрестил руки на груди, хотя мантия и отличалась по крою от плаща, она опустилась к дощатому полу красивыми складками, как у настоящего рыцаря. Золотая цепь на груди не ярко, но внушительно сверкнула, поймав отсвет пламени в очаге.
- Я ничего не хочу сказать, в данном случае я выступаю как гонец, глашатай, что передает слова и намерения одной стороны другой стороне в неискаженном виде, - ответил гость, вроде бы нейтрально по содержанию речи, но с ощутимой ноткой… не то, чтобы угрозы, а скорее обещания оной. Что-то наподобие «обдумайте свою позицию, пока не поздно».
- И для того, чтобы в дальнейшем не возникли определенные и пагубные… недоразумения, - продолжил невидимый посланник. – Следует прояснить некоторые аспекты. То, что тетрарх перебрал с намерением пополнить казну и полез нарушать старинные правила, мы и так знаем…
Елена отметила, что гость перестал демонстративно принижать себя, отделять от неких «патронов».