- Да, то, что нужно, - одобрил, в конце концов, Пантин, выйдя на удивительно ровную и геометрически точную проплешину - словно гигантским циркулем очертили круг диаметром с половину местного «шнура», то есть метров десять.
Наставник жестом указал Елене, что ей следует пройти в центр плеши. Снег поскрипывал и тихонько хрустел под ногами. Фехтмейстер остался на границе леса, в густой тени под деревьями, Раньян сбросил плащ и шагнул за женщиной, держа на плече обнаженный кригмессер. Волосы бретер подвязал косынкой так, что походил на пирата, не хватало еще попугая и повязки на глаз.
- Что дальше? – спросила Елена, развернувшись к мастерам. В ожидании ответа она вытащила свой плохонький меч и уже привычным жестом отбросила в сторону ножны.
- Напрасно, - прокомментировал это действие Пантин. – Так ты могла бы парировать удары и даже бить. За неимением щита. Основа то деревянная.
- Э… - только и вымолвила женщина, чувствуя себя полной дурой.
Раньян, по-прежнему не снимая клинок с плеча, задрал голову, посмотрев на луну, которая зависла прямо над полянкой. В серебристо-молочном свете лицо бретера казалось белым, словно выточенным из цельного куска мела. По контрасту темные глаза представлялись еще более темными, прямо-таки угольно-черными, будто глазницы бретера залила потусторонняя тьма.
- Хорошая ночь, - негромко сказал Раньян. – Хорошая… Правильная.
Лишь сейчас Елена обратила внимание, насколько здесь тихо и безветренно. Даже сонный зимний лес обычно производит немало звуков, но сейчас… кругом воцарился мертвый штиль и мертвая же тишина. Только замерший лес, хрусткий снег и беспощадный свет всевидящей луны.
- Солнце дарит силу зерну, оно благоволит рождению и несет жизнь. А луна суть противоположность солнцу, она символизирует его оборотную сторону, завершение всего, - едва ли не нараспев сказал Пантин. – И потому давным-давно, когда смертные еще поклонялись многим божествам и духам, люди меча стали посвящать себя луне. Ведь мы, как ни глянь, служим смерти, а не жизни. Тогда и родилась традиция особого поединка, после которого человек с клинком в руках получает право назвать себя мастером. Все бретеры знают об этом, но сие знание ныне пусто, оно имеет форму, однако лишено содержания, как осушенная кружка. Сейчас уже мало кто помнит, что схватка под луной это не просто ритуал, не звон клинков ради цехового посвящения. Это мистерия. Таинство, когда умения бойцов предстают в истинном свете, а силы, коим нет имени, проявляют себя удивительным образом… иногда проявляют. А иногда нет.
Раньян снял с плеча мессер, взялся за рукоять двумя руками, начал растяжку и разогрев запястий, вращая клинок без видимых усилий. Бретер и так всегда, ну, или почти всегда, выглядел торжественно, внушительно, однако сейчас он казался подлинным воплощением судьбы, воином Рока и посланцем тех самых мистических сил. Против собственной воли Елена увлеклась атмосферой, чувствуя, что происходит нечто удивительное, как и обещал Пантин - незабываемое. Правда к нервному ожиданию примешивалась изрядная доля страха, ведь женщина хорошо помнила слова мастера насчет «если переживешь ночь».
В общем, кровь закипала в жилах, а руки подрагивали, однако не от страха, а скорее как заведенный мотор в ожидании, когда рычаг, в конце концов, перекинет обороты на вал. Хотелось подпрыгивать, танцевать, двигаться, чтобы дать выход темной силе, переполнявшей фехтовальщицу. Нервическое – на грани боли - возбуждение сосредотачивалось под желудком, тяжело растекалось ниже, как расплавленный свинец. Губы сильно покалывало, вплоть до нестерпимого желания прикусить их, жевать, чтобы прекратился зуд. Глядя на мрачно-торжественного Раньяна Хель внезапно и остро захотелось узнать, можно ли вдохнуть жизнь в эту маску, что заменяет бретеру лицо? Заставить мраморный точеный лик исказиться не от боли, как после ужасного побоища в городке бортников, а от вожделения и страсти.
Это не мои мысли, не мои желания, подумала женщина, все-таки прикусив зудящую губу, чувствуя, как неутоленный огонь сосредотачивается у сердца. Не мои! Нужно рехнуться напрочь, чтобы хотеть мрачного убийцу. Это переживания тела, которое инстинктивно чувствует опасность, близость смерти!
Но трезвое понимание, разумеется, не угомонило властный зов плоти. И женщина почувствовала острое, ненормальное желание убить Раньяна. Просто потому, что он стоит перед ней с оружием. Потому что был причастен к ее невзгодам. Потому что нельзя ударить его по лицу, до крови, чтобы слизнуть капельку с четко очерченных губ и попробовать на вкус. И губы, и кровь.