Гамилла – обычно сдержанная и строгая в речах – посмотрев на это, изрекла фразу, которая в очень примерном переводе звучала как «говно, пиздец и хлев». Елена промолчала, но в душе полностью согласилась. И чем дальше, тем больше склонялась к тому, что есть резон в желании короля отправить Артиго сразу же в свою резиденцию, минуя Пайт. Привечать особу императорской крови на столь убогом фоне было… неправильно.
Что ж, понадеемся, что внутри это все выглядит приличнее… Хотелось бы.
В разгар осмысления процессию нагнали Раньян с Грималем, которых сопровождал уже знакомый паж графа Блохта. Следовало отдать бретеру должное, он честно пытался держать хорошую мину и даже криво улыбался, однако было ясно, что «мушкетера» в королевскую резиденцию не позвали. То есть Артиго теперь один - совсем, окончательно один. Елена вздохнула, подумав, что вроде бы жаль мальчишку, а если подумать - наверное, прав был мэтр в ночной беседе с анонимом. Из трех вариантов судьбы мальчика одна, судя по всему, отвалилась, и королевский бунт ради защиты прав настоящего императора не состоится. Значит, пойдет яростная торговля, где победит богатейший, а это, без вариантов, Сальтолучард, которому Артиго необходим, чтобы кинуть вызов... как же его… да, Оттовио, новому повелителю Ойкумены. Так что мальчик с большой вероятностью выживет, снова будет вести роскошную жизнь, без которой ужасно тосковал.
Забавно… есть в этом буквально космических масштабов ирония. Раньян потерял все ради того, чтобы спасти сына от происков Сальтолучарда и не было в мире людей, более жаждущих смерти мальчика, нежели островные владетели. Однако минуло всего ничего – и тот же Сальтолучард кровно заинтересован в том, чтобы ни один волосок не упал с головы Артиго. Прямо игра престолов какая-то.
«Но это уже не мое дело. Не мое…» - повторяла себе женщина в очередной и наверняка не последний раз.
До городских ворот оставалось с полкилометра, может и поменьше, а дорога, ведущая к ним, уже казалась просекой в грязном лабиринте. Жизнь вокруг напоминала суету муравьев или термитов - вроде все по отдельности понятно и осмысленно, а в совокупности похоже на загадочную жизнь пришельцев, которые занимают своими нечеловеческими делами. На проезжих обращали внимание, скрытно и в то же время сосредоточенно, неприятно, как у грызуна, мимо которого несут зерно. Ловя на себе бросаемые исподтишка взгляды, какие-то липкие, грязные, как обсосанные гнойными губами леденцы, Елена поправила кошель, сдвинула его на середину живота. На всякий случай проверила, как ходит в ножнах клинок.
Впрочем, следовало отметить, что, несмотря на тесноту и суету, никто не пытался дербанить повозки с телегами, резать кошельки, а также заниматься прочими непотребствами, хотя обстановка более чем располагала ко всевозможным проявлениям криминального промысла. Апеллируя к опыту общения с якудзами Мильвесса, Елена решила, что это признак высокой культуры и организации преступного мира. Внешнее кольцо не отпугивает добычу, здесь ее только считают, оценивают и сообщают, кому следует, а дальше уже работает другой эшелон. Интересно, как сообщат местной братве о новоприбывших и о рыжеволосой фемине в частности? От этой мысли тоже было неуютно – а ведь черт его знает, кому и что доносят «покровители честной торговли»?