Назначения воевод Тульской провинции на должности в определенные уезды кажутся также не лишенными некоторой логики. Так, определение провинциальным воеводой в Тулу именно О.Т. Квашнина-Самарина могло иметь для правительства стратегический смысл: не обладая реальной властью над расположенным в городе оружейным заводом и над казенными оружейниками, он как опытный инженер мог лучше понимать нужды производства, следить за исправным исполнением казенных заказов и пользоваться большим, чем другой статский воевода, авторитетом среди оружейников и их сословных властей. В 1753 году при возникновении в городе конфликта между оружейниками и купцами — последние были недовольны незаконным размножением лавок кузнецов, от которого происходило, по их словам, «тульскому купечеству в торгах помешательство и разорение» — тульский магистрат решился исполнить полученные ранее указы Сената о сломе лавок оружейников только после консультации с провинциальным воеводой и действуя вместе с ним. Вмешавшаяся в дело Оружейная канцелярия донесла о случившемся в Военную коллегию, последняя рапортовала в Сенат, который предписал «для целости всей империи дела» и своевременности выполнения оружейниками казенных заказов их лавки в городе сломать, но разрешить иметь в Оружейной слободе, поручив надзор за этим Квашнину-Самарину{464}. В Каширском уезде, самом близком к Москве, где наблюдалась самая высокая в крае концентрация дворянского землевладения (95 процентов) при наибольшем количестве дворянских владельцев, причем наиболее знатного происхождения (в 1781 году в уезде насчитывалось 367 дворянских фамилий, среди которых были 21 княжеская и одна графская{465}), именно Я.И. Лопухин как представитель древнего и знатного рода мог пользоваться авторитетом среди уездного дворянства. То, что он сам был помещиком этого же уезда, также должно было способствовать более тесным связям Лопухина с местным дворянством, чем в ситуациях, когда воевода был «чужим». В других уездах высокого дворянского землевладения (от 80 до 94 процентов) — Алексинском, Белевском, Епифанском — тоже воеводствовали представители знатных родов: Хрущевых, Мусиных-Пушкиных, Чоглоковых.
Для осуществления единоначалия и строгой иерархии власти на местах при введении воеводских должностей было решено присваивать провинциальным воеводам ранг полковника (VI), а уездным воеводам — майора (VIII){466}. «Сказки» чиновников Тульской провинциальной канцелярии 1754–1756 годов показывают, что на практике это положение не осуществлялось. Возглавлявший провинцию воевода Квашнин-Самарин, выслужив на военной службе ранг капитана (IX), при переходе на гражданскую службу получил ранг коллежского асессора (VIII), который не изменился у него при переводе на должность провинциального воеводы и совсем не соответствовал полковничьему рангу. Из 9 тульских уездных воевод лишь трое имели ранг, соответствовавший по Табели о рангах их должности. Однако даже у них ранги не соответствовали положенному майорскому рангу по званию и были выслужены ими на предыдущей службе: белевский воевода Мусин-Пушкин был отставлен с военной службы в ранге секунд-майора и, хотя писал в «сказке», что был назначен в Белев «с награждением воеводою», свой ранг продолжал показывать как секунд-майорский; крапивенский воевода Игнатьев был награжден рангом коллежского асессора при вступлении в должность воеводы в Епифани в 1738 году, при переводе в Крапивну спустя пять лет его ранг не изменился; новосильский воевода Адоевцов дослужился в военной службе лишь до ранга поручика (XII), был отставлен от нее, назначен воеводой в Новосиль без награждения рангом и только спустя несколько лет получил повышение до коллежского асессора (VIII), что хоть и соответствовало классу его должности по Табели о рангах, но было гораздо менее престижным рангом, чем майорский. Остальные воеводы не имели и этого, обладая более низкими рангами, с IX (капитан) по XIV (прапорщик, этот ранг имели трое уездных воевод).